Красная кнопка

- Поздравлять не буду, – криво улыбнулся хозяин каморки.

Ещё хозяин. С завтрашнего дня в права хозяина вступал Арнольд. Трудовая книжка уже осела в ячейке под рукой завкадрами, здесь он назывался по старинке, не «хедхантер» и не «хьюман-ресорс».

И каморка не претендовала на европейский лоск. Узкий пенальчик, стены крашены тускло-капустным в том ещё веке, узкое, кажущееся высоким окно с массивным деревянным подоконником, белёный мелом потолок необозримой, сумеречной вышины, должно быть, от этого выглядевший серым. Мощный шкаф, стол и стул оставляли места ровно на одного.

– Обязан сдать вам дела, – продолжал хозяин, глядя в монитор компьютера. – В этой папке текущие техпроцессы. Распишитесь, пожалст, что приняли.

Новичок расписался где сказали. Думать над своими действиями он положительно не мог. Душа пела. Пятьдесят тыр чистыми. Впервые за десяток пройденных контор. По Трудовому кодексу, с соцпакетом.

– Пульт конференц-связи, – указал хозяин пальцем на чёрный пластмассовый ящик рядом с компом. Туча кнопок, надписи, телефонная трубка.

Встал, кивнул, мелькнул в двери. Арнольд повыдвигал ящики стола – гора бумаги, пакеты с железками. Дальше наслаждаться положением столоначальника не дал звонок. Пульт конференц-связи зарычал, как голодный пёс. Новый хозяин каморки схватил трубку.

– Принял, ознакомился? – спрашивал начальник цеха. – Будь на месте, подойду.

Выслушав от нового технолога довольно толковое повторение сказанного прежним сидельцем, начальник спросил:

– Про кнопку говорил? – и указал пальцем на круглую красную кнопку пульта конференц-связи. Единственную такую на всём пульте – остальные были прямоугольные. Белые, серые или жёлтые.

– Нет, Борис Тимофеевич.

– Её нажимать строго в шестнадцать ноль-ноль. Перед окончанием смены. Разблокировать приёмный бункер. Повтори, как понял.

– Нажимать в шестнадцать ноль-ноль, разблокировать приёмный бункер перед окончанием смены.

– Ну, и приступишь с завтрашнего. Успехов!

И было завтра, и послезавтра, и все последующие дни. Проходная, пропуск, турникет. Контролёр, хотя и наличествовал за стеклом, пялился в монитор и никогда не глядел в лицо. Пропуск – в щель автомата. Вываливался ключ от каморки. Дальше – по территории, мимо яблонь, с которых падали дикие яблочки, к зданию цеха. Иногда Арнольд встречал уборщика с мотоблоком. Здоровался, но тот не отвечал. Может быть, не знал русского языка. Отперев дверь каморки, Арнольд включал комп. Можно было играть в игры, слушать музыку, сёрфить по Инету. Иногда звонили, спрашивали – ты на месте? И клали трубку.

Только однажды под окном рычало-рычало, по коридору топали-топали, потом постучали:

– Куда… это… ворота? Заехал вот…

Арнольд выглянул в окно – грузовик, полон кузов железяк, блестевших на солнце – глазам больно. Сунулся в коридор – парень в спецовке, только не местной.

– Лом из бункера принял, да проскочил поворот, – объяснял тот, пока спустились во двор, и технолог пальцем показал, куда поворачивать.

Больше никто никаких производственных вопросов не задавал.

Обедал в буфете. Иногда на обеде видел рабочих. Спецовки с местным логотипом. Но не получалось познакомиться. Здоровались односложно, иногда неприязненным «ну?» – и всё.

После работы – всё в обратном порядке. Пропуск в обмен на ключ. И – в проходную.

Зарплата пришла через месяц. Сколько обещали.

В буфете Арнольд решительно подошёл к рабочему, взявшему обед перед ним:

– Привет! Слушай, первую мою получку как будем отмечать?

Тот медленно поднял голову:

– Ты-ы? Кнопка? Отмечать? Совсем ку-ку.

Арнольд чуть не подавился возмущением. Но прямо на него смотрели ясные, синие глаза, так прямо, что не моглось уйти или ответить грубостью.

– Ну, шамать берёшь?

Есть уже не хотелось. Арнольд помотал головой.

– Зря. Бери давай. Потом к тебе.

Механически Арнольд взял из зевла автомата обед – одно второе, руки тряслись, он боялся пролить суп или чай. Ел, не замечая, что жуёт. Иногда ловил полуулыбку синеглазого. Почему-то от этого размораживалось в горле, и очередной кусок проглатывался.

– Геннадием зовут, – идя к цеху, сказал тот, будто отвечая на незаданный вопрос, – это ты тут месяц? Получку-то? И ничё странного?

– Вот, да, даже неловко. Такая везуха. Никто ничё, а зарплата идёт.

– Тц! – негромко, в самое ухо собеседнику цыкнул Геннадий. И громко: – Вот и пойдём, и там и покажешь.

Мимо проехал погрузчик, лязгая вилами.

– Не надо, чтоб он слышал? - также вполголоса спросил Арнольд, когда лязг утих вдали.

– Ну. То-то, не совсем, выходит, ку-ку!

Поднялись в каморку. Геннадий тщательно, без щелчка закрыл дверь на замок изнутри. Осмотрелся.

– А-а, вот она где. Комп… – сделал рукой жест, изображающий щелчок тумблера, и еле слышно прицокнул языком. Хозяин повиновался – выгрузил и выключил компьютер.

– Вот эту кнопку кажен день, а? – и Геннадий указал на красную кнопку.

Арнольд кивнул – почему-то голос перехватило.

– Ну так вот. Ты на свалку всё отправляешь, что мы делаем.

Из горла Арнольда вылетело квохтанье. Курлыканье. Слов не было, даже на вопль голоса не стало. Хотелось дать в морду, вот в эти синие зенки, излучающие презрительную уверенность, в жёстко сложенный рот. Но мешала противная пустота в коленках. Геннадий поднёс палец к губам. И взмахнул ладонью – «за мной».

Спустились ниже этажом. За дверью в цех был такой же турникет, как на проходной. Геннадий вынул пропуск и вопросительно ткнул пальцем в сторону Арнольда. Тот помотал головой.

– А как же?

Арнольд достал ключ от каморки:

– В обмен.

– Пшли! – решительно фыркнул работяга, облапил Арнольда, притёрся плотно-плотно сзади и ляпнул пропуском по считывателю на турникете. Мигнуло зелёным. Впихнулись вдвоём. Арнольд перевёл дух и подвигал за проводником. Начинало быть интересно. Тот размашисто шагал мимо слесарных верстаков, мимо токарных и фрезерных станков, твёрдой строчкой шагов рассекая цех, как рыба воду. Как рыба в воде был он здесь. К нему летели приветствия, он отвечал щедрыми, округлыми жестами – и безостановочно шёл дальше. Был здесь хозяином, каким не был Арнольд у себя за компом. Наконец прошли всю длину цеха, и Геннадий опять-таки пропуском открыл неприметную дверку в задней стене, между полок с железом. Входить пришлось снова обнявшись. В тёмном закуте – свет падал из цеха, своего освещения не было – технолог увидел транспортёр вроде супермаркетовского, перед кассой. Только огромный. Больше стола для пинг-понга. Над ним – забранное ставнем окошко в стенке за стеллажами. Транспортёрная лента вела наклонно вниз.

– Внизу бункер, – сказал Геннадий, – и пресс. От него и кнопка.

Губы его не шевелились. Горлом говорил. В самое ухо растерявшегося технолога.

– Ну, ты… это… – смог только выдавить тот. – Первый апрель через полгода...

Работяга обидно захохотал.

– Ну, ты это! Такую новость точно надо запить, – хохот Геннадия вроде бы подтверждал догадку. Но тут же молнией шарахнуло в мозгу: грузовик лома! Разве лом бывает таким новеньким?

– А… грузовики… – голос снова пропал.

– Ну. Ровно в четыре. Слуш, ты клёвый! Молоток. Я с тобой выпью.

После смены сидели в «Голубом Дунае» – там и отпускали в розлив, и музыка была громкая, и, как сказал Геннадий, туда не ходило начальство.

– И чё, каждый день? Всё? - смятенно спрашивал Арнольд, не веря ни словам Геннадия, ни своими глазами виденному сегодня. Не укладывалось в голове. – Уйду. Уволюсь.

– Прям со стеллажа. На ленту, в бункер, и – фьють.

Арнольд пил и не пьянел. Мозги точно замёрзли.

– Ты договор-то помнишь? Уйдёт он… Я бы ещё полгода назад сорвался, как узнал, сразу. Там же неустойка.

– А я это… Не нажму. И – не выдержал испытательного.

– Получку получил? Вот уже и выдержал. Только через неустойку. Годовой оклад...

– Не выйду на работу, и ша. Трудовую восстановят через онлайн.

– Ха, – Геннадий сплюнул на пол, – так статью повесят. Обходной-то подписанный где тогда возьмёшь, а? Были уже умники.

– Отмывают деньги, что ль, через нас? Т-ты… – Арнольд затряс Геннадия за грудки, тот отпихнулся – Арнольда шмякнуло боком об стол.

– Будя истерить! – заорал Геннадий. – Пшёл, проветрись!

Выволок собутыльника наружу. Тот всхлипывал.

Назавтра горе-выпивоха не вышел на работу. Провалялся до вечера. В голове грохотало жерновами: оклад тридцать с чем… тридцать на двенадцать – триста шисят тыр… нет, почти сорок… сорок на двенадцать, ой, мама рóдная, такого ж и числа-то нету… Наконец набрался пороху встать и пойти к родным.

Родные были – тётка, то есть материна сестра, и дядя, её муж. Слова «триста шестьдесят, почти четыреста тысяч» привели их обоих в законное возмущение.

– Летун, – сказал дядя, – ты в скольких местах работал? За четыре-то года после института?

Пришлось уйти несолоно хлебавши.

Другие родные жили в трёх часах пути поездом. Когда Арнольд позвонил, из открывшейся двери полез в нос крепчайший аптечный дух.

– Здравствуй, – сказала громко ещё одна тётка, жена материного брата, и шёпотом: – Ты вслух-то не убивайся, он знает, что помрёт...

Пришлось зайти и вымучить что-то дежурно-бодрое. Дядя лежал в постели, подходить к нему было тяжко: запах давно не мытого тела перешибал даже аптечный. Кое-как получилось подойти, пожать иссохшую руку, а о своих злоключениях не вышло и рта раскрыть.

Пока ехал домой – позвонил начальник.

– Выговор тебя ждёт, лежит. Я настоял не сразу в суд. Трудовой допускает до трёх выговоров. Зайдёшь, распишешься.

Слово «суд» включило голову. Кроме суда-то есть и такое слово – прокуратура. Пожаловаться. Отмывают деньги, мошенники. И тогда сам уже не обвиняемый, уже свидетель, свалил с себя на них. А как доказать?

Арнольд снова вышел на работу. Взялся перелопачивать техпроцессы. Что, в конце концов, изготавливает этот цех? Оформлялся – говорили: различные механические устройства. Механические. Из деталей, которые точат токари, фрезера, обрабатывающие центра… Листал папки, полные жёлтой бумаги. Листал компьютер. Детали, да, вот. А сборка где? Он же видел слесарей, их верстаки, их оснастку Но – ни одного сборочного чертежа. Ни в шкафу, ни в столе, ни в компе.

А хотя бы обозначения? Вот деталь. У неё есть применяемость. Вот обозначение. Запросил электронный архив. Тот отозвался: предъявите полномочия. Ввёл пароль. Выскочило: информация закрытая, Ваш пароль невалиден.

Запросил айтишников. Мне для работы надо ознакомиться, обеспечьте. Ответ был: «Вам открыт доступ ко всей информации, необходимой для исполнения Ваших должностных обязанностей». Два дня ожесточённой переписки ничего не изменили.

Оба эти дня Арнольд не нажимал красную кнопку. Начальник позвонил опять и потребовал подписи под ещё одним приказом о взыскании.

– Будет третий – будет суд.

– Как это суд? – возмутился Арнольд. – Уволить, это да, это по Трудовому...

– Р-расписался и пш-шёл, твою кором-мыслом! – гаркнул начальник так, что Арнольда спиной вынесло в дверь.

В окно управленческого коридора он увидел Геннадия, идущего на обед. Помчался в буфет.

– Прив-вет.

– О-о. Ну, я ж говорил, ты молоток, – негромко сказал Геннадий, опять не двигая губами. И опять от его синего взора словно ожило и в груди, и в извилинах.

– Слесарям дают для работы сборочные чертежи? – Арнольд старался так же тихо. – Можешь достать? Целого изделия. И ниже, согласно входимости.

– Нельзя выносить из цеха. Пришлю со смартфона. Ты в Вотсаппе есть? А кнопку ты того, пущай они думают - всё окей.

Чертёж припиликал. Механизм из рычагов, шестерён, пружин, шкал. Корпус, а на нём – обозначение. Вот на что надо искать договор на поставку. У начальника. Или в бухгалтерии.

Слонялся по директорскому коридору. Когда на месте и не на месте начальник, когда – бухгалтер, запирают ли они, когда уходят на обед. За две недели слежки, хоть и не каждый день, чтоб не вычислили, убедился: начальник запирает кабинет, даже если выходит в туалет.

Возле туалета в директорском коридоре стояла урна. От когдатошнего места для курения. Она-то и подсказала мысль.

Затаившись в туалете, Арнольд услышал, как открылась дверь кабинета начальника цеха. Он отличал этот звук ото всех других дверей на этаже. Чиркнул спичкой, приоткрыл дверь, бросил в урну, заранее начинённую мелко нащипанной бумагой и обрезками проводов. Почти моментально взвыла пожарная сигнализация. Швырнул коробок в окно.

Топот, хлопанье дверей, в туалет тоже ворвались. Заколотили в кабинку.

– Сгоришь! Бегом!

Дым уже ел глаза и ноздри.

– Ща, ща...

Когда топот утих в отдалении, выскочил. Намочил под краном платок – дышать через него. Шершавая краска стены. Двери все нараспашку. Вот – начальника. Ринулся туда. Из глаз лились слёзы, смаргивал их, вытирать было некогда. Стол. Бумаг почти нет! Перелистал жалкую пачечку имеющихся – ничего похожего на договор. Шкаф. Вот там горы. Листал, листал, горло грызло, бил надсадный кашель. В коридоре загрохало. Успел только закрыть приложение и отскочить от компа. Тёр глаза, опираясь на стол для заседаний, буквой Т, и кашлял.

– Т-ты! Т-тебя ведь ходим ищем, паримся тут, бл-лин! А ну!

Жёсткие пальцы вцепились выше локтя, поволокли. Перед зданием цеха было полно народу. Дым валил из форточек, где было открыто. Через толпу. Смешки. А вот – плевок. Вслед. Прозвучало смачно.

– Поделом.

– Другого найдут на кнопочку-то, людей-то в мясо…

– Генку-то утильнул, теперь самого.

Сердце трепыхалось жалко и неровно. Геннадий погиб...

Хватка тащившего чуть ослабела, и Арнольд заячьим зигзагом прянул вбок. По газону, за яблони. Какая-то дверь. Влетел, захлопнул. Цех, куда ходили с Геннадием! И ни одного человека. Перескочил турникет. За спиной щёлкнуло ненавистным звуком отворяющейся двери. Присел за станок. Ползком. Впереди ещё проём – туда! Окон нет, и замечательно, не увидят. А дверь есть.

Хлопнуло с чмоком и писком электронного замка. И наклонился пол. Не удержав равновесия, Арнольд свалился с хорошей высоты. Приземлился на четыре кости, чувствительно досталось рукам и коленкам. Раздался шум, похожий на ход больших шестерён, над головой поехало и захлопнулось.

Арнольд был взаперти. В бункере. В сундуке.

Темно, но не абсолютно. Лучик света проникал в щель под крышкой, в метре над головой. Скудно освещая бетонную коробку примерно полтора на полтора метра. Шершавые, некрашеные стены, металлические полосы в углах от потолка до пола, под ногами выбоины. И грязь. Чавкающая сырость. Ноги дрожали, всё тело жаждало лечь, но здесь не хватило бы места вытянуться в длину, да и плюхнуться в грязь - не давало что-то.

Попробовал ходить. Из угла в угол было два шага. Перетаптывался, потому что стоять было совсем невыносимо – трепыхалось в глазах, подступало к горлу. Ноги отказывали. Распустил шнурки ботинок. Нагнувшись, заметил, что стены не сплошные. Напротив двери низ стены был металлическим на полметра от пола.

Ёкнуло под ложечкой. К чему бы оно? Стал сгребать грязь ботинком. Из угла на середину своего узилища, расчищая место хотя бы сесть. Всё ещё мокро и мерзко. Снял галстук, как смог, протёр пятачок пола. Сел. Бетонный холод проник сквозь костюм, побежал вверх по хребту. В тусклом свете из-под потолка шлифованный металл поблёскивал бездушно. Ничего не обещая.

Прислоняться к металлу было хуже, чем к бетону. Зубы и так выбивали рэп. Потом и ритм рэпа затух, осталась лишь глухая боль в околевающих мышцах. Наваливалось забытьё безразличия. Арнольд задремал и заметил это, только очередной раз очнувшись – чувствительно ударился носом о коленку.

Ныл не только нос. Ныло в желудке, ломило от холода руки, ноги, зад, донимал нуд. И жужжал, въедаясь в мозги, над головой мотор.

Арнольд вскочил. Принялся дубасить в стены кулаками и ногами. Орал как резаный.

И свет стал прибывать. Нет, не щель стала шире, но луч, бьющий из неё, сделался ярче. Из синеватого – белым. Люди! Там люди! Голоса уже не было. Арнольд лихорадочно огляделся. На глаза попался камешек, обломыш бетона. Схватил и швырнул вверх. Цокнуло калёным звоном – над головой была сталь. Глаза шарили по полу. Гайка. Туда же. Дзыннь! Ещё, совсем уже мелочь, и звук вышел еле-елешный.

Но там услышали! Щель расширилась. В ней мелькнуло мелко-блестящее, и Арнольд еле успел прикрыть голову застылой рукой – сверху рухнула масса железок. Он заорал от боли, но крика не вышло – гортань издала только сипение. Весил этот хлам непомерно, технолога давило и размазывало по полу, по стенке, и железный низ её, должно быть, от нажима, стал отгибаться. Отклоняться, вставать под углом к полу. И, о чудо, между стеной и полом задул сквозняк.

Воздух! Которого так уже не хватало Арнольду. Железки сдавливали тело, как в тисках. Всё сильней и сильней. Наваливались слоновьей тяжестью, врезаясь углами, костюм рвался, лопалась кожа, разъезжалось мясо. Кричать было нечем – на крик нужен воздух, а его не было, и корчиться было нечем и некуда. Хаотические судороги отдельных мышц крючили пальцы, и вдруг Арнольд ощутил в руках железный стержень.

Длинный.

Им можно было ткнуть, подпереть.

Это пронеслось в мозгу вспышкой, словно её тоже выжало напором, выдавливавшим внутренности через рот. Рвущим пуп усилием Арнольд дёрнул железяку к себе. Руки ещё могли что-то сдвинуть. Вырвал из общей кучи. В щель! Наклон металлической панели стал круче, щель под ней – шире. Можно проползти миллиметр, сантиметр. Ещё. Ещё. Лицо плющилось о бетон, размазываясь вместе с грязью, нос свернуло на сторону, железным краем ободрало затылок, струйка крови потекла вниз по шее, на подбородок. Значит – прошёл самое узкое, здесь сквозняк сильнее, вот и рёбра чуть отпустило, воздух вошёл в трахею со свистом. Последним ударом по ноге отсадило полботинка, но даже боль теперь доказывала: жив, и ноги-руки при себе, целиком, до кончиков пальцев. Ещё чуть, ещё. Опора под животом исчезла, и Арнольд рухнул в пропасть, выставив впереди себя стержень. Он ударил во что-то, смягчив приземление. Всё равно – на рвущие, терзающие железки. Гора их сыпалась и дёргалась, перемалывая тело Арнольда заживо, и мозг отключился.

 

Мигало.

Пело.

Сочетание этих сигналов означало включение магнита. Магнит удалял из замкнутого объёма металл, оставляя лишь ценную органику. В этом углу Метагалактики разум избрал своей основой углеродные цепочки.

Дежурный сборщик информации сканировал объём Сундука.

Взрослая особь, способен к воспроизводству, возраст – двадцать семь местных планетарных циклов. Мозг – отмечаются следы кондиционирования под решение технических задач. Значит, место для установки Сундука выбрано правильно – там, где машинами низшего интеллекта обрабатывается чёрный металл, оттуда поступило уже несколько экземпляров технически мыслящих разумных. Свойства по стресс-тесту реальной обстановки...

Побежала лента сигналов-параметров.

Сборщик анализировал.

Физическое развитие общее – одиннадцать процентов. Из цифры следовало, что здесь очень легко жить. Гравитация около десяти единиц, а жить легко. Выносливость мышечная – семнадцать. Выносливость специальная, стрессовая – тридцать. Маловероятно. Круглая цифра, надлежит перепроверить. Потенциал сопротивления аннигиляции – пятьдесят два. Когнитивно-генеративный потенциал – пятьдесят один, логическое-образное мышление – семьдесят семь на двадцать три. Потенциал сцепляемости Разумов – семьдесят три. Надпороговый. Тест пройден.

Текущее физическое состояние – уровень угрозы жизни шестьдесят семь. Требуется немедленное действие.

Замигало и запело по-другому.

 

Арнольд очнулся.

И некоторое время впивал высшее блаженство отсутствия боли.

Тела как бы и не было вовсе. Оно никак не напоминало о себе. Никакими низменными потребностями. Вроде поворочаться или почесаться.

Взгляд упирался в крышку. Белую. На вид пластиковую.

Вот крышка сдвинулась с места. Отъехала. Выше неё было тоже белое.

Как бы непосредственно в воздухе нарисовалось, вызначились буквы.

ПРИВЕТСТВУЕМ НОВОГО ТОВАРИЩА

– Э… Привет, – нерешительно сказал Арнольд в пространство.

Встать – получилось, хотя и не очень просто. Скорее вылезти. Оказалось, он лежал в люльке с высокими, загнутыми краями. А как только вылез – увидел, что он не один. Рядом с люлькой стоял синеглазый Гена. Только спецовка была другая. Без всяких надписей и более ладно пригнанная. А позади Гены, на стене, красовался транспарант:

ОПИРАЕМСЯ НА ТЕХ, КТО ОКАЗЫВАЕТ СОПРОТИВЛЕНИЕ

И ниже: С.П.Королёв.

– Так понял? – спросил Гена без предисловий. – Ты отобран на космос работать. Способный к солидарности оказался. Приветствую в поясе астероидов.

– А… Э…

– Ну да, начальнички тут не с Земли. Но кормят нормально, и рацухи внедряют мигом.

– А… э… кнопка...

– Да всю правду! – и Гена рассмеялся. – Нажимаешь – отбираешь рандомно следующего кандидата на испытание. Ты двадцать три человека отобрал. Одевайся и айда лопать!