Мельница

(околокомпьютерно-идеологическая утопия)

 

Горюнов остервенело, раздирая по уже имевшимся дыркам, стащил носки с ног, зашвырнул их в пространство и плюхнулся на диван, не раскладывая его, так что ноги свисали на пол.

Нет, это надо же! Как сговорились. Сначала на работе Светке вздумалось спрашивать, «а чего это ты не подал вообще никаких данных расхода красящих лент для принтера, а чего это у тебя в таблице заправок зачёркнуто, завхоз так не пропустит». Потом на обед пришёл – а дверь из коридора в комнату нараспашку. Теперь ещё мама – «ты бы носки сменил, что ли». И когда проходит мимо, то лицо отворачивает. Чтобы подчеркнуть – козёл ты, мол, и носки у тебя козлом воняют. Да до каких же это пор! Квартира своя, заработок – такого у неё век не было, жена дом содержит в порядке, еда и даже чистые носовые платки всегда есть, дети учатся в неслабых школах, ещё и музыке учатся, сам – не бандюган, не пивоглот, не, не, не… Чего им всем ещё надо?!!

Раньше выручала одна вообще-то не очень удобная особенность организма – когда что-то не ладилось, он неудержимо засыпал. На работе. Дома за столом. В транспорте, при этом иногда просыпая нужную остановку. Но теперь и не спалось. Горюнов пребывал в зыбком нечто между сном и явью. Как сквозь слой чего-то мягкого и мутного ощущал он руки жены, которые трогали лоб, поднимали ноги на диван, укрывали одеялом. Словно издали слышал её голос, звавший ужинать, голоса и шаги детей, ходивших на цыпочках и говоривших шёпотом – «папе опять плохо». Шевелиться не мог, будто не его были руки-ноги. Не мог ни полностью заснуть, ни полностью проснуться. Мерещились странные вещи – родной институт, каким он был двадцать лет назад, коллеги по кафедре, их с женой свадьба, на которой он почему-то ожесточённо спорил о преимуществах RISC-процессоров перед «пеньками», рота китайцев – как ни смешно, китайцев! – жёлтых, узкоглазых, на плацу в подмосковном военном городке, и он, рычащий «к паяльникам арш!!!», словом, чертовщина.

И вдруг всё исчезло неведомо куда. Теперь он владел руками-ногами, ясно видел и слышал. В окно глядела луна – маленькая, яркая, как советский юбилейный рубль, наполняя комнату лиловыми тенями. Он был в комнате один. Один на один с компьютером. И он включил компьютер.

«…Люди среднего возраста, которые сегодня считают будничной нормой управлять работой офиса, смотреть цифровые фильмы на досуге, общаться по электронной почте и «зависать» в интернете с интенсивным применением, как говаривали в Совдепии, «средств вычислительной техники», при известном напряжении памяти могут воскресить в ней, как начиналась их трудовая биография: размещённый где-нибудь на отшибе, с наглухо забаррикадированными подходами, полумагический-полувоенный корпус-флигель-закуток-сарай, гордо именующий себя «информационно-вычислительный центр»  – зачастую даже без вывески, громадные колоды перфокарт в окошечко, или там многотонные катушки с магнитной лентой, или куча распечаток размером с БСЭ (кто помнит, что это такое, а?) – и удивительно-странные обитающие там люди (иногда даже в белых халатах), говорящие совершенно непонимабельные простыми смертными слова: “консоль”, ”отладка”, ”супервизор”, ”ассемблер” и много-много такого же неотмирасегошного.

Но время не стояло на месте, и вот в СССР вместе со словами «перестройка» и «гласность» масса народа узнала, что не только на загнивающем Западе, но и в нашей родной державе, оказывается, существуют и даже «серийно выпускаются для широкого применения в народном хозяйстве» почти мыслящие железки, справиться с которыми, по замыслу их разработчиков, может всякий «владеющий основами компьютерной грамотности», без шеренги «шаманов»: перфораторов, постановщиков задач, программистов. Правда, как тогда часто случалось, благие идеи отечественных конструкторов высвистывались в сифон убогостью нашей технологии и тотальным дефицитом всего, в том числе и комплектующих, на три четверти – импортных, закупаемых государством(!) тогда (!!) за инвалюту(!!!).

Но, как говорил незабвенный М.С., «процесс пошёл». Советско-постсоветский пользователь типичной непыльной конторы «по исследованию динамики разрыва лаптя в воздухе» смог лицезреть широчайший спектр «электронных считалок» – от одиозных «Электроник-60» и «Д3-28» с перфоленточной загрузкой, кривосхемных и кривоплатных (в смысле – на платах из горбатого текстолита), ДВК, Корветов, ЕС1840, через странный Роботрон-1715 из почти европейской ГДР (вот ещё взгляд в вечность…) до вполне работоспособных Мазовий, Видеотонов, и даже – о, ужас! – Рабочих Станций вроде «Сапсан» (кто не в курсе – отечественный отвёрточный клон Sun Sparc Station III) или микро-VAX!»

Текст ложился строчка за строчкой.

Луна нырнула за угол дома.

Завыл, заверещал будильник в мобиле. Горюнов с яростью прихлопнул кнопку «ОК». Молчи, тварь пластмассовая! По дому ходили, зажигали свет, раза три в комнату просунулась жена – что-то хватала из своих вещей и панически исчезала. Её-то он уже выдрессировал. Даже дети не мешали – толклись где-то там, у границ слышимости.

«…Ещё на самой ранней зорьке наполнения просторов Родины железокремниевыми мозгами какой-то дошлый резидент уволок у американских супостатов, на микроплёнке, буквально в каблуке ботинка, подробные сведения об архитектуре и элементной базе довольно приличной по тем временам (речь идёт о середине 70-х годов ХХ века) машины PDP-11 ихней конторы по имени DEC (кстати, именно с таких машин впоследствии началось победоносное шествие по компьютерному миру операционки UNIX и тучи её клонов – это важно для понимания истории вопроса!). Так как в СССР планировалось всё и вся, то высокопоставленные и на этом основании считающие себя самыми умными дяди в тогдашнем правительстве старых маразматиков повелели считать фирму DEC главными в американском ВПК, а утянутую у ней машину – образцом для развития нашей вычислительной техники на некоторое – к несчастью, продолжительное, время в будущем, и гордо нарекли опять-таки кривосхемную и кривоплатную пародию на этого зверя – ни много, ни мало – СИСТЕМОЙ МАЛЫХ ВЫЧИСЛИТЕЛЬНЫХ МАШИН соцстран, пресловутой «СМ ЭВМ», с организацией под это дело нескольких заводов и НИёв в разных краях нашей необъятной страны. Ведомственные амбиции и распри тут же взыграли (делят такой пирог!) и советский МЭП (министерство электронной промышленности – читай, Монополия Элементов Полупроводниковых) тут же в пику МинПрибору (где были СМ-ки) выкатил в кооперации с «польскими друзьями» свою, справедливости ради, слизанную ТЭЗ-в-ТЭЗ, «Электронику 100-25» – у неё даже цифры соответствовали ДЕКовской модели – PDP11/25!

Но на этом они не успокоились и продолжали рожать в муках «машины с системой команд ”Электроника”...60, НЦ-80, 79, 82, УКНЦ, 85, 88...» А ещё они пол-Зеленограда оттяпали под так называемый НИИ «Научный центр» (НЦ в обозначениях машин – он, родимый, а не марка клея или паркетного лака!), напроектировали и нашлёпали разнообразных паукообразных микросхем (вроде 1801ВМ3) для этих своих компов, а ещё заводы для производства этих микросхем и сборки из них ДВК-1, (он же НЦ80-20), -2, -3, -3М, 3М2, 4 (кто его видел, а? Отзовитесь, ветераны!) ... В общем, гигантомания в лучших советских традициях.

МинПрибор тоже времени и казённых денег на «хорошее дело» не жалел! НИИ и завод «Электронмаш» в Киеве – сначала СМ-3, потом СМ-4 в восьми (!) основных исполнениях, далее СМ-1410, -1420, -1425 (якобы, микроVAX – ха, ха, ха!), пытались даже – 1430 на комплекте серии К1839 родить, НПО «Сигма» в тогдашнем вполне советском Вильнюсе скрестила ужа и ежа в одном сундуке – старую CDCшную М-5000 и пресловутую PDP-11 – получился мутант СМ-1600 с двумя разноутробными процессорами, якобы могущий управляться с двумями операционками сразу! Попутно они ещё освоили дисководы аж по 14 Мегабайт. Да и 32-разрядный ДЕКовский VAX-11 в уже трещащем по всем швам СовСоюзе сделали тоже они: СМ-1700 и даже 1703, 1705 (интересно, сколько штук? 2 или 3?); успели даже операционку для них пересобачить. Во работали!

В эту компанию затесали – или сами затесались? – и ребят из Северодонецкого НПО «Импульс». Те вообще с начала 70-х шли таким своим трудным путём, что и до сих пор ни один простой компьютерщик про них ничё не знает! Когда Родина приказала ковать ракетно-ядерный щит размером с весь СССР в ответ на «ограниченную ядерную войну» у американцев, они ещё более крысиными тропами, чем пресловутый шпион КГБ, слямзили у самих Хьюлетта вместе с Паккардом их тогдашний хит сезона для управления критическими процессами вроде смертельно ядовитых химпроизводств да атомных станций, – систему HP/1000, злостно извратили её с особым цинизмом, вогнали в железные тиски отечественной элементной базы вроде ферритовой памяти объёмом 8К да триггеров на вентильной логике– страшно подумать! – назвали сие детище «АСВТ М-6000», понаставили на отечественных АЭС, где они трудятся верой и правдой чуть не по сей день – и передали их производство грузинам (!) в Тбилиси (!) на завод «Элва» для… комплектации ими зенитно-ракетных комплексов(!!!). Во какие дела! А потом из двух М-6000 они сделали М-7000 с горячим (!) дублированием, а потом – перевели всё это на СМ-конструктивы и обозвали СМ-1 и СМ-2 соответственно, а потом были еще СМ-2М, СМ-1634 (и завод в Орле, их выпускавший), СМ-1210, а потом обнаружилось, что от Хьюлетта с Паккардом в них остался скелет системы команд да радиальный ввод-вывод – и всё... Остальное было своё, доморощенное, кондовое, самоструганое и поэтому работающее по-русски, то есть хреново.»

Зазвонил телефон. Он молча поднёс трубку к уху. В трубке беспокоилась коллега – почему он не вышел на работу, может, заболел, не надо ли зайти, занести клюквенное варенье? Мстительно швырнул трубку, не попал на рычаг, она продолжала тревожно курлыкать в пространство. Он не слушал. Жидкий свет – ну какой свет в январе под шестидесятой широтой? – нерешительно вполз в комнату. Потом стало смеркаться. Руки и спину заломило, но он всё лупил по клавишам.

«…Ваш покорный слуга лицезрел этапы этого Большого шокового пути своими глазами и слышал, чего не видел сам, своими ушами от людей, руками которых большинство из названных железяк устанавливалось, запускалось, доводилось до сколь-нибудь работоспособного состояния (включая, но не ограничиваясь, как любят формулировать в Microsoft, перевивку генмонтажа, переписку операционной системы, перепрошивку (проволокой! медной!) микрокоманд в системном ПЗУ и тому подобные фокусы) и в нём поддерживалось. Причём граждане эти зачастую были такого полёта, что в достоверности их слов было нельзя усомниться!

Я помню и прогулки по машзалу двухмашинного комплекса ЕС1045, где между рядами накопителей с километровыми лентами можно было запросто устраивать соревнования по фигурному веловождению, и таскание ЕэСовских дисплеев в военном исполнении (73 кг! должны были фурычить в условиях “ограниченной ядерной войны” на каком-нибудь командном пункте запуска МБР из шахты), и муки творчества при освоении колодочного перфоратора, и эйфорию при виде ДВК-3М – с болгарским винчестером на 5 Мегабайт (ого!), быстро сменившуюся разочарованием от неспособности его читать дискеты от всех (!) других моделей ДВК, и щенячий восторг от первой в тех краях РС-шки ХТ “Мазовия” – ну и что же, что с монохромным экраном, зато щёлк тумблером сети – и загружается сама! Ваще! Без никаких дискет, перфолент, клавиш, команд, кодов, – без нифига! А ещё и с графическим принтером! А ещё и...!

А ещё была в моей ВЦ-шной молодости первая, неразделённая по тем временам, компьютерная любовь – довольно-таки грубоватый и неказистый внешне девайс с невыразительным названием УВУ-06 (устройство вычислительно-управляющее, шестая модель) – подпольная кличка “кубик Рубика”. Во-первых, потому что появился на пике моды оного кубика – в 89-м году, а во-вторых, являл собой приборный корпус размера примерно полметра по всем координатам, да ещё и с квадратными светофильтрами индикаторов на передней панели. Делали это чудо техники в Киеве – НПО имени Королёва, делали только по предзаказам предприятий-потребителей, да и то только допущенных МинПромСвязи, около 15-20 штук в год на всю страну, и держали они даже своих фирменных пусконаладчиков этих машин, кои знали “в лицо” все такие девайсы поимённо! Я потому так много про это, чтобы вы, читатели, знали, что в виде громадной везухи и исключения, благодаря судьбе и связям начальства, простой советский инженер мог поюзать действительно замечательную технику!

Эта самая, как она полностью называлась по документации, «система управляюще-вычислительная СОУ-6»:

а) являла собой точную схемотехническую копию вышеупомянутой НР/1000 на наших микросхемах и соответственно работала так же цивильно;

б) не только сигналы, но и даже конструктив разъёма системного интерфейса совпадал с хьюлеттовским => могла быть воткнута фирменная периферия;

в) ставилась на неё родная хьюлеттовская операционка RTE-IVB или VI/VM –

БЕЗО ВСЯКИХ СЕВЕРОДОНЕЦКИХ ДОВЕСКОВ, ИЗВРАЩЕНИЙ И КУПЮР!

Надо ли говорить, что всё это выглядело и работало классно!

И САМОЕ ГЛАВНОЕ – по производительности и надёжности работы эта машина клала на обе лопатки ВСЕ!!! окружавшие меня тогда компы (и, я думаю, многие из современных), а недавно добытые тогда с большой помпой и придыханием “Мазовии” пусконаладчик королёвцев Слава Станкевич порекомендовал подключить к ней... в роли удалённых терминалов. ВОТ ТАК!!!

Не забывайте, что на дворе стоял тогда 1989 год...

И сейчас, сидя за очередной х86-ой персоналкой с тактовой частотой за 2 гигагерца, глядя в агроменный многокрасочный ЖК-монитор, я думаю – что бы творилось в нашей стране в компьютерной отрасли, не будь мы в госмасштабе так тупы и падки на цветастые фантики...»

Заскрёбся ключ в замке. Жена, нерешительно пытаясь изобразить весёлый голос, сказала «привет, привет». А потом совсем испуганно спросила, не надо ли за какими продуктами. Горюнов как раз допечатал очередной абзац и мог встать из-за машины. Ну, ща я тебе! С криком «чё ты опять нищенку изображаешь?» он выскочил в коридор, но старая дохлая «мамка» от когдатошнего компа ударилась о дверь. Фу-ты, успела запереть даже внутреннюю! Ловит мышей-то. А ещё всегда Лазаря тянет, что трудный замок. Так тебя. Чем потяжельше и поугластей. Как говорится, ножа не бойся, бойся вилки: один удар – четыре дырки. И любой замок нетрудный будет. Текст «шёл», Горюнов вернулся к компьютеру, его разбирал азарт.

«…В те далёкие времена заселения компьютерами нашей великой во всех смыслах державы начинали складываться и правила, и привычки, да и регламентирующие документы по использованию этих самых «средств вычислительной техники». Понятно, что выдающихся разработок, да ещё и реализуемых зачастую в штучных количествах, для сколь-нибудь массового применения не наскребёшь. А тут к тому же подоспела великая августовская капиталистическая революция. Обнаружилось, что все эти колоссы «электроногого» приборостроения ничего действительно практичного и тиражно-массового родить и выпускать не в состоянии. Но ежели раньше проклятый Запад стращал нас санкциями КОКОМа за ввоз стратегических технологий, то теперь он стал нашим примером и ориентиром во всём, особенно в такой сфере, как вычислительная техника. Тут и раньше-то оригинальных разработок хватало лишь на прикрытие фиговым листиком военно-стратегической безопасности, а о таком ширпотребе, как массовый ПК, даже всерьёз и не задумывались (вспомните – «Наши люди в булочную на такси не ездят!»).

Как говорят медики, «вскрытие показало», что на необъятных просторах нашей Родины на рубеже 90-х годов на предприятиях и у граждан либо доживали свой век честно стянутые при растаскивании этих предприятий ДВК, Корветы, Роботроны et cetera, либо вбрасывались нахапанные с пылу с жару за спекулятивные пореформенные деньги «самые крутые и навороченные» IBM-совместимые компьютеры сборки подвальных китайских, тайваньских, сингапурских и иже с ними, в т. ч. и новоявленных отечественных фирм.

Как учил Гегель, история повторяется в виде фарса, и назвать оный можно почти по Гоголю –

«К нам едет Microsoft!»

К середине 90-х все «ЭВМ с системой команд Электроника» благополучно сдохли, и, as a result – Microsoft со своей философией планомерного и нарастающего выкачивания реальных денег из карманов подсевших на него пользователей монопольно воцарился в новой вотчине.

Надо сказать, (и читатель наверняка отдаёт себе в этом отчёт), что с момента угона в каблуке документации про PDP-11 до вывоза последней «Электроники-85» на свалку, равно как и от самых первых IBM PC до нынешних многоядерных монстров, – компьютеры на Западе, куда мы уже давно смотрели, раскрыв рот от зависти, также неуклонно и поступательно эволюционируют – чем и объясняется их галопирующее вторжение во все сферы человеческой деятельности. Но стратегия их применения в «цивилизованных», каковыми они себя считают, странах разительно расходится с нашей. Там у них, прежде чем что-то оснащать, сто раз всё просчитают, взвесят, обговорят, найдут лучшего поставщика, который к обоюдному удовлетворению сторон склепает добротную технику, могущую работать десятилетия без перезагрузки, снабдит её (за деньги клиента) официальным софтом, установит, подключит и обеспечит техподдержкой. И можно руководству предприятия лет так... несколько спокойно заниматься своими прямыми обязанностями. Причём техника эта, смотря по задачам предприятия, не обязательно будет вся как один на процессорах Intel и в конструктивах ATX, да и установка «в технически обоснованных случаях» ОС типа OS/2, Solaris, NetBSD etc. весьма даже представима.

У нас же всё совсем иначе. Не говоря уже о рейтинговых и прочих надуманных критериях, эволюция харда и софта применяемых у нас компьютеров просто-таки ультимативно (и что самое обидное, действительно безальтернативно) навязывает к применению в рядовом офисе или даже у домопрактикующего бухгалтера, дизайнера, журналиста чего-нибудь вроде Pentium 4 Prescott или там Celeron Tualatin, или там Athlon Barton – в зависимости от времени обзаведения оным. Техника забрасывается в страну буквально пароходными тралами (общался с очевидцем такой акции в Петербургском порту), а потом проходит многошаговый путь ловли золотой рыбки в мутной водичке, да ещё и изрядно протухшей в пути из жёлтых стран. Говорить о жизненном цикле изделия при таких начальных условиях – просто садомазохизм какой-то, да и маркетинговая политика «ведущих производителей» наперебой кричит об обратном.

До недавнего времени на всём этом безобразии крутилась какая-нибудь, говоря точными терминами, «интегрированная оболочка защищённого режима процессора х86 с графическим интерфейсом пользователя» из породы Microsoft-овских «форточек», насаженная на с миру по нитке смотанную лохматую MS-DOS, и лишь немногие отваживались на действительно полноценную ОС. После этого редмондские ребята за нас, неумытых, решили, что пора с этим «плюрализьмом» кончать, и под благовидным предлогом «заботы о пользователях» добровольно-принудительно подсадили нам свой очередной недоношенный клетчатый эмбрион с кликухой ХР. Чтобы оно развилось во что-то жизнеспособное (кто сталкивался, знает), понадобилось пять пересадок всяких там подсистем. Вопрос риторический – что осталось от исходного зародыша в таком компоте, и был ли там вообще зародыш? А потом пошло и поехало — Винда-7, 10, а последнего числа ведь не бывает...

Один неглупый человек, мотивируя в разговоре возможность работы под MS-DOS, озвучил убийственный для Редмонда довод: «А какая ещё система может работать изо дня в день (не падайте в обморок) 7-8 лет без обвала и переустановки?». При всём при этом в его конторе стоят и работают компы, на которых за 3-4 года с установки пресловутой Windows (разных, от 98ОЕМ до ХР) ни разу(!) не делались проверка реестра и дефрагментация дисков из боязни потери данных! Да и сама Винда чаще всего стоит в варианте «по умолчанию», таская за собой весь хвост той требухи, что напичкал в неё Микрософт. И ничего, работают люди (или думают, что работают) в таких условиях даже на Пеньках-75! Более того, одна нужная программа совершенно одинаково ведёт себя как на 486-й машине с голым ДОСом, так и под Виндой ХР на Пне-4, а накладные расходы на поддержание этой ХР, как машинные, так и людские – совершенно несоизмеримы…»

Чем дальше, тем отчётливей Горюнов понимал, что и зачем он пишет. К какому лозунгу придёт в конце. Чьего отклика ждёт. Дописал последний абзац:

«Такое нагромождение аппаратных и программных несуразностей, закрытых протоколов и спецификаций, отягощённое наследием архитектурных ошибок прошлых разработок системы команд и арифметики процессоров х86 и воспроизводящее их для пресловутой «совместимости», – фактически обречено быть подвергнутым взлому самыми вандалистическими методами с целью выправления врождённой «кривизны» и расчистки эволюционного пути компьютерной техники для новых, идейно стройных и поэтому – перспективных архитектур с реальным будущим.

И я практически уверен, что где-нибудь в укромной норе, даже и с коммунальными удобствами, в самом захолустье внутриконтинентального Китая, нашей родной России или солнечной Болгарии уже сидит какой-нибудь непризнанный умелец и спортивного интереса ради компилирует на своей машине строки ассемблерного или Сишного кода, которые обратятся к невидимым простому пользователю прорехам платформы Wintel и могут сотворить самые причудливые эффекты – вроде выдачи команды на перезапись микросхемы BIOS или отключения умножителя тактовой частоты задающего генератора процессора!»

 

То, что получилось, пихнул в Инет. На форум сайта «bаdvistа», куда периодически захаживал на предмет узнавания новых выловленных «блох» в «самой передовой и удобной системе». Причём демонстративно не скрывая e-mail – «страна должна знать своих героев!». Уф. Можно выключить. «Глаз папуаса» на корпусе наконец-то погас. И ощутилось, как ломит спина, шея, руки, затылок, как совсем потеряла чувствительность нога, на которой сидел, как замёрзли пятки. Зарычал: «Есть кто живой, что – я у себя дома должен сидеть поджав желудок?!!» Зашевелилось за стенкой, из гостиной прибежала заспанная жена, причитая: «полтретьего ночи, что же ты, бедный мой, нежный…» – разогрела гуляш с картошкой, борщ, поставила перед ним «мерзавчик» с коньяком. Как ел – не помнил, тут же провалился в тяжёлый совершенно чёрный сон. Проснулся в окружении всего семейства, увидел напуганные и жалостливые личики детей. Сказал что-то ободряющее. За вчерашнее было немножко неловко. Всё-таки свои дети. Хоть и дурошлёпы порядошные, жалко будет, если сдохнут вместе с прочими дураками.

Телефонный звонок раздался глубокой ночью.

– А, ну да, это у нас тут скоро полдень, а у вас, у отсталых, ещё и четырёх утра нет… Ну, короче, я прочёл, правильно, а то у нас тут уже этих жёлтых программеров больше, чем наших… Я россиянин, понял, короче? И пиндосовские компы админил, и на островах серые ноуты собирал, понял? Представляешь, где они у меня уже?

Насчёт времени (да и насчёт населения родного края) Митька, уроженец Арсеньева, был прав. Но в полчетвёртого утра соображалось плохо. Поэтому Горюнов сумел только выдавить:

– Ты... это... телефон продиктуй, хорошо? Я перезвоню… Ближе к вашим десяти вечера устроит?

Митька продиктовал. И телефон, и адрес электронной почты.

И второй разговор тоже состоялся. Было слышно на весь дом, как ржёт неведомый Митька в телефонной трубке.

Через пару дней от него пришло электронное письмо – ссылка на exe-шник с такой приписочкой:

«Я тут нарыл на одном сайте прогу миграции сетевых конфигов для подготовки перехода на Висту, так она на старых машинах попутно делает как раз то, о чём ты писал. Мне надо было одних местных бизнеснюков раскрутить на апгрейд, так я хохмы ради оттестил на семи компах, все на свалке, шефа убедил, что это не вирус, а про Касперыча он даже не знает. Только, если хочешь, чтоб мать выжила, заклинаю: не пускай под NT-ями. Hi!»

Программа работала изящно, как всё гениальное: не найдя в конфигурации компа вожделенного адреса настроенной сетевой карты, выставляла «синий экран смерти», но... вызывая отладчик, не читала область ESCD из микросхемы BIOSa, а напрочь затирала её. Дальше всё было просто. Настраивая сетевую печать для одной вредной, но считающей себя «продвинутой в современных технологиях» дамы в бухгалтерии, Горюнов с удивлением обнаружил, что накануне ответный конец патч-корда сетевой карты кто-то из его коллег воткнул в другой адрес на свиче, и, как обычно, никому ничего не сказал. Тут, как и ожидалось, WindowsXP запустила свой «мастер сетевой идентификации», но вместо сетевого принтера дама получила совершенно мёртвый компьютер.

Через несколько часов городскую почту парализовало. Горюнов изображал движения зайца, за которым гонится свора разъярённых борзых, но он знал, что эта беготня бесполезна – все компьютеры можно отправлять на свалку. У всех была затёрта флэш-память BIOS’а.

На работу Горюнов больше не ходил. Он ждал. И дождался.

Пенсионеры, посидев три дня без пенсий, избили начальницу одной из почт, имевшую неосторожность сказать толпе: мол, велели понаставить американских машин, теперь хлебаем всей страной… Домой её привезли на трактовой машине со сломанной рукой и рёбрами – толпа топтала со всей дури, вспомнив очереди за маслом и водкой. Потом разбили окна в мэрии. Полиции пришлось пустить в ход дубинки, но через день выяснилось, что один за другим сыплются все компьютеры в районе. И в райисполкоме, как называли его по старинке, и в сёлах, и в роно, и в райздраве, и, естественно, в городской мэрии тоже. Районный уполномоченный ФСБ Чмыхало, быв вызван на ковёр в область, высказал такую мысль:

– Компьютерный вирус. Запущен компьютерными торговцами. В целях роста продаж.

На вопрос, что уже предпринято, ответил:

– Все, кто у нас в районе торгует компьютерами, уже сидят по подозрению в незаконном предпринимательстве – я написал всем составы разные, но на эту тему. У самых подозрительных, их фамилии Ачхоев и Ривкин, сидят сыновья, одиннадцати и пятнадцати лет. В интересах сохранения тайны следствия – сидят в полиции. Чтоб папаши раскололись быстрее. Мною отдано указание – меры воздействия без ограничения. Среди населения пущен слух о диверсии. Распространился согласно инструкции.

Слух действительно распространился – что, мол, полиция за порчу компьютеров посадила самых-рассамых завсегдатаев местного гейм-клуба. Перепуганные мамаши других «игрозависимых» отроков пришли к РОВД выяснять, что к чему. Да такой толпой, что перепугали стражей общественного порядка. Стучали в оконные решётки, скандировали:

– Де-тей бьют! Де-тей бьют! От-дай де-тей! От-дай де-тей!

Кто-то в отделении придумал показать самым напористым на компьютере, в базе данных – вот, мол, эти двое нарушители, а ваши дети – нет, идите спокойно по домам. Тут-то и выяснилось, что сетевой связи с областью нет даже у полиции. Только телефонная. В отдельно взятый район стремительно возвращались восьмидесятые. Когда компьютеров не было, а в конторах, решающих жизнь простых граждан, хоть что-то ещё работало. А работать отвыкли. Настолько, что отключили тепло, электричество и воду – в соответствующих службах тоже отъехали все компьютеры, и коммунально-энергетическое начальство не нашло ничего лучшего, как «прекратить предоставление услуг впредь до обеспечения нормального режима работы». То есть — до возобновления размеренного течения бумажного документооборота.

Прекратили торговлю магазины – кроме совсем маленьких лавочек, без юрлиц. В квартирах стоял чёртов колотун, ибо был февраль, за бортом – под минус двадцать. Встали поезда и всё, во что наливалось горючее. Заводы, и мастерские. Народ понезлобивее разбрёлся по огородам – там можно было топить печки. Подъедали старые запасы и ждали у моря погоды. Как ни странно, не исчез газ. Газ не зависел от Wintel – он регулировался системой с электромеханическим управлением, да ещё и с автономным электропитанием. Поэтому отдельные отважные остались в квартирах, топили газом, уповая на то, что не век ведь будет февраль – глядишь, настанет и июнь. Дошлые хозяйки пекли и продавали блины и оладьи. Кто порешительнее – слили весь бензин у всех родных и знакомых и рванули в область митинговать. Вернуться домой не все смогли. Редкие возвращенцы говорили: в области то же самое, никто, кроме компьютерщиков, не работает.

Так и было. Торговцы компьютерами везли и несли – ведь и их авто встали! – во все мыслимые конторы новые и новые «мамки», ибо невиданный мор поражал только эту, самую главную в любом компьютере деталь. И всё новые и новые «мамки» дохли, гикались, давали дуба. Программисты лезли вон из кожи, пытаясь вычистить вон новый вирус, не только портивший данные, но и губивший самое оборудование. Люди из промышленности только усмехались: напасть приходила туда, где была «Винда», а где её не было, никакими стихийными – они же техногенные – бедствиями не пахло. Вот если бы было отопление и электроэнергия… Но без тепла, воды и «Облэнерго» могли обходиться только военные, атомщики да самый мелкий частник вроде кустаря-сапожника – вся же большая промышленность во всей стране стояла.

Горюнов ненавидел огород. Поэтому он цеплялся за квартиру. Жена вынесла из кухни всё, кроме плиты, и оборудовала там двухэтажное спальное место, где ютились все четверо. Скоро разморозилась и перестала действовать канализация. Горюнов выходил из себя от необходимости бегать на двор, на мороз – он бил и швырял вещи, выл дурным голосом. Удивительно, но работали школы, поэтому дети хоть полдня могли находить там убежище от него. Совсем не стало подвоза продуктов, чтобы их достать, нужно было идти в область пешком, с тележкой, выменивать муку, крупу, масло у хитрых людей, скупивших или разворовавших в первые дни бедствия большие оптовые склады. Они торговали только на золото и драгоценности, а ещё в уплату за еду брали в рабство подростков – для развозки продуктов. Ходили слухи, что проданных подростков убивают и едят.

В марте стали умирать. Сначала одинокие, старые и немощные, потом и люди в рабочем возрасте. Газеты не выходили, радио умолкло – только зарубежные станции можно было поймать на батареечные приёмнички. Они сообщали, что невиданным потоком в Россию идут из Восточной Азии компьютерные комплектующие. Что в составе караванов с ними всегда есть бензовозы, так как в России запрещено чем-либо торговать, топливом в том числе. Что китайским и филиппинским поставщикам не хватает площадей цехов. Что в Европе тоже появились депрессивные районы, где из-за компьютерного коллапса наступил голод. Что выход один – преодолеть компьютерный мор, который, по словам Би-Би-Си, «как гигантская мельница, перемалывает машины интеловско-майкрософтовской архитектуры»...

Это-то Горюнов и сам знал. Мало того, он знал, где взять ЭВМ. Почти исправную. Не компьютер – потомок «икстишек», а советскую ЭВМ. Захватив из дому весь остаток крупы, добытой женой в последний поход в область, он пошёл к Сане.

– Сань! Есть дело.

Саня пережидал напасть один. Жену и детей отправил пешком в деревню сразу, как перестали ходить электрички. Он был атомщик, контора его вполсилы, в дежурном режиме, работала, там кормили и топили, и домой он приходил только убедиться, что квартиру не разнесли.

– Извини, Лёш, встретить нечем.

– Если ты про пошамать, то… – и Горюнов потряс мешочком с крупой, – а вообще-то у тебя есть чем, только это у тебя на работе.

– Загадками изволите выражаться, – хмыкнул Саня, ставя на газ кастрюльку с рыжей водой из речки. – Эт’чё? Овсянка, сэр? Классно! – и с приятным шорохом высыпал крупу в кастрюльку. – А чего это ты расщедрился?

– Помнишь, ты рассказывал про списанные «Автографы-840»? Ещё не уехали на свалку?

– Не-а. У нас ничего не выбрасывали с перестройки. Там даже штуки четыре трёхсотых пэкашек валяются, последней, уже постсоветской поставки из Белоруссии. По моему, этих даже и не вскрывали – все тогда на триста восемьдесят шестые накинулись.

– Сань! Это же спасение для всех! Там и дисплеи целые?

– И тоже не все, один гокнули. Из двенадцати. А парочку разобрать успели.

– Ну, хоть пяток было бы! А добыть ты их можешь?

– Не, один не могу. Это же нехилая куча харда. Надо с охраной говорить, с завхозом, с первым отделом…

– Я уже позвал деятеля из охраны, он ща придёт. Вы ведь не в ссоре?

Раздался стук в дверь.

Съев тарелку овсянки, командир вохры института, где работал Саня, вполне проникся идеей. Через день внеочередное заседание городского Собрания депутатов состоялось в недействовавшем нижнем зале столовой института. Депутаты сидели в кружок, а посередине возвышалась груда пыльных железных ящиков, кабелей и чего-то похожего на старые телевизоры. Кроме депутатов и горы барахла, были: Горюнов, Саня, директор хлебозавода, начальник железнодорожной станции, начальник налоговой и замдиректора института.

– Срочно надо делать, – подвёл итог зам мэра по науке и промышленности, когда выслушал Горюнова и Саню. – Михаил Михайлович, если установить машину здесь, вы сможете предоставить доступ к вашим сетям, они работают?

– У нас всё работает, – ответил замдиректора. – Ситуация чрезвычайная, сейчас всё можно.

– И можно, – подхватил Саня, – дать одновременно доступ железнодорожникам, энергетикам, органам учёта, – он покосился на налоговую даму в мундире с узкими погончиками. – Если уж вы говорите, что без связи с вашей базой данных ни одно предприятие не имеет права работать!

Горюнов вышел с заседания главным инженером ВГВЦ – временного городского вычислительного центра. Саня – ведущим программистом. Обязанности директора возложили на зама директора института. Операторов и прочих должен был прислать он. Электричество дать на первых порах брался тоже институт – от своей энергоустановки, а дальше, по мере налаживания учёта, город обязывался погасить долг.

Работали круглосуточно. Жена Горюнова с детьми тоже переселилась сюда – кое-что в вычислительной технике советского времени она понимала, да и детям теплей. Никто не возражал. Горюновы-младшие наравне со всеми таскали кабели и винтили шурупы. Через три дня в область ушёл поезд с охраной – институтскими десантниками-антитеррористами. Полный поезд продуктов – уже что-то. А потом пошло ещё и ещё. Подали ток в город и в ближние деревни. Дали тепло и воду. Из деревень пошли овощи, молоко и мясо. Пошёл и бензин из области, с нефтеперегонного завода. Город начал оживать.

Все – и Горюнов, и дирекция института, и зам мэра по науке и промышленности – понимали, что это не жизнь, а так, нечто едва теплящееся. Жизнь – это заводы, железные дороги, телефон, газеты, электростанции и прочее, что немыслимо в отдельно взятом городе. А существует только в целой огромной стране. Чтобы была настоящая жизнь, нужно восстановить управление всем этим. Для управления нужны компьютеры. Какие – знали и Горюнов, и Саня.

К заму мэра по науке и промышленности пришли вдвоём. Он когда-то тоже работал в институте, Саня говорил – «ничего мужик», а Горюнов хорохорился – «я ногой дверь туда открою, мы с тобой город спасли».

– И ещё, – сказал Горюнов, когда согласие зама мэра на попытку добыть настоящие советские управляющие ЭВМ было получено, – ведь этим тёткам из налоговой так тоже проще.

Зам мэра засмеялся. Действительно – упрощение отчётности, вызванное техногенным катаклизмом, приветствовали все. Налоговая в первых рядах.

Нужное старьё нашли в области. Пересеклись с людьми из Москвы.

– Будем восстанавливать управляемость в едином пространстве, – сказал представитель президента. И увёз Горюнова с собою в Москву. На бронированном лимузине, в салоне которого всё свободное место занимали канистры с бензином на весь путь.

Стали появляться новые компьютеры. Восстанавливались и старые советские.

– Мы их смололи, – сказал появившийся на недельку Горюнов Сане. – Но не всех. Будем молоть в мировом масштабе. Пока больше ничего не скажу, меня же выше старосты потока не избирали сроду, а теперь… В общем, уезжаю ещё дальше.

– Кого – их смололи? – не понял Саня. – Мэрию? Коммунальщиков? Тебя что, в Думу выдвинули? То-то в мэрии такие испуганные ходили.

– Да нет. Я одного расиста из Арсеньева вспомнил.

– Китайцев, что ли, смолоть хотел? Поэтому расист?

– Он-то – китайцев, да. Кстати, звонил на днях, звал в оффшорные программисты. Сам там Линукс на всё ставит, на предмет неповторения. Сшибает жутко. А мы «Intel» смололи! Смотри!

По раскалённому августом бульвару навстречу шёл юноша в футболке. На футболке было гордо написано: «INTEL – OUTSIDE!»

 

Раскалённые августом кроны сосен, песок и речная вода пахли родным домом.

Сэр Лэтенс по-прежнему любил этот запах. Он шёл домой по Старому мосту – теперь, после постройки в городе третьего по счёту моста, рассчитанного на двухрядное движение, да ещё за городом – так называемого Объездного моста, этот называли так. Он тоже, конечно, был перестроен, до воды стало дальше, но даже кривая берёза осталась на месте. Экологи не дремали. Сэр Лэтенс всегда был чужд общественной активности, вёл жизнь подчёркнуто частного человека, даже в эпоху стройотрядов, но одержимых «зелёных» уважал. Особенно теперь, когда жизнь вынудила-таки к общественной активности, каковая вознесла до звания британского сэра.

Сэр Лэтенс шёл пешком, потому что срок загранпаспорта истёк, заехать на транспорте домой, в погранзону было нереально – погранцы всегда службу тащили, обменять фунты не удалось, ещё ладно – нашёлся доброхот-таксист, который за фунты привёз в Лигово, а дальше – только электричкой. С вокзала пешком было двадцать минут.

Ключ в замке заело. Пока сэр Лэтенс ковырялся, за дверью раздались быстрые шаги, и она распахнулась. Там улыбался всеми зубами юноша ростом не меньше самого сэра Лэтенса, с курчавящейся шатеновой шевелюрой и пробивающимися тёмными усиками. За ухом у него торчала шариковая ручка.

Сэр Лэтенс было опешил, но после нескольких секунд, за которые лицо его отобразило всю гамму выражений от возмущения до тихого восторга, нерешительно произнёс:

– Ой… Юрка!

– Папа! – ломким баском возопил юноша и кинулся обниматься.

– Тихо ты! – прохрипел сэр Лэтенс, барахтаясь в сыновних объятиях. – Как всегда, в доме бохабос! Войти не дал! Я ж всегда был хлипаком, а теперь жизнь вообще сидячая пошла…

– Сидячая… в «Вольво», – реготал Юрка. – А ты на нём?

– И всё так же заостряешься на мелочах, – ворчал сэр Лэтенс, уже освободившийся от кроссовок. Кроссовки и джинсовый костюм он купил в аэропорту, в «дьюти-фри», и там же в туалете без сожаления избавился от образа члена IOS’а – Международного комитета по информационной открытости и безопасности. Попытка изменить жизнь удалась настолько, что джинсы не затушёвывали, а подчёркивали для самого сэра Лэтенса то, что он – один из архитекторов изменения мира. Вместе с Митькой Алямовым, Саней Повалишиным, Линусом Торвальдсом, Ю Хонг Ченом и десятками других.

Мир изменился, изменение было признано всеми, кто в международном праве может быть назван сторонами, к войне это, слава богу, не привело, и комитет сложил чрезвычайные полномочия. Оставалось писать бумажки, к чему сэр Алёха Горюнов-Лэтенс был органически неспособен.

– Папа! – опять подал голос выросший Юрка. – Маме позвонить, что ты приехал? За мороженым идти?

– Ну, иди, – и взялся за телефон.

А у мамы голос стал совсем «бабушачий». Семьдесят почти. И всё так же беспокоится, не простыл ли он в дороге и не голодный ли, зовёт обедать – «я тебе пельмени сварю, картошечка есть молодая». Рот сразу наполнился слюной. Картошка. Это вам не устрицы. Есть их, правда, не заставляли, но рядом-то ели. Сэр Лэтенс тогда старался отворачиваться.

– Ну, всё, мам, – сказал сэр Лэтенс. – Очередей за пенсией больше не будет. И бумажки носить из кабинета в кабинет, если им какую справку от тебя надо, больше не заставят. Навели порядок с компьютерами в мире, Билл Гейтс маст дай – и он уже сидит. В пожизненной ссылке и под пожизненным запретом на профессию. А компьютеры везде стоят работающие.

Мама не поняла. Когда в стране воскресли газеты и телевидение, она, конечно, смогла следить за деятельностью сына – но понимала только то, что он теперь вроде посла или маршала Жукова, вершит судьбы мира. И ему там хорошо, богато, он живёт в многокомнатной квартире, ест лучшее, одевается во фрак. Но никто не починит ему носки, не напомнит, что пора, а то можно опоздать, и нет там молодой картошечки со своего огорода. Поэтому она только смотрела с гордостью и облегчением – всё, подвиг совершён, воин пришёл жив-здоров, умылся и ест картошечку…

– Ты Лене звонил? – спросила мама.

– Ой, да... Ну вот, после твоей картошечки всё из башки вышибло! Ты всегда: покушай, покушай, а потом я ничего делать не могу!

– А ты там, у них, тоже так? – вдруг спросила мама с какой-то даже ехидцей старушечьей. – Поди, у англичан размахаек не терпят, приходилось не раскисать?

Ругаться не хотелось. Набрал номер Лены.

Ответом на его «привет» в трубке раздался троекратный громкий чмок, а потом жизнерадостно спросили: «Понял?» Голос был прежний.

– Ты будто и не удивилась?

– Нет. Радио ведь теперь бает.

– Ну, и чего они такого бают? – сэру Лэтенсу на самом деле стало интересно.

– А как сказали весной, что будет новый состав IOS’а, а с месяц назад – что новый состав приступил к обязанностям, так и стало ясно, что скоро, – сказала Лена. – Ел что-нибудь с дороги?

– Ленка! – заорал сэр Лэтенс. – Ну вы все свихнулись! Я же тебе и деньги посылал! Валюту! Значит, не сидел, поджав желудок! Тебе что, больше ничего неинтересно?

– Валюту есть и правда неинтересно, там металлическая нитка, – отозвалась Лена, – а с дороги надо, у тебя же всё прогорает как в ракете!

– Я у мамы поел. Ты кем командуешь? – заржал сэр Лэтенс. Я порядок в мире наводил! В мире!

– Привёл в порядок себя – сразу приведи в порядок свою планету. Это Сент-Экзюпери. Ну, целую, до встречи, – и Лена отключилась.

Дома из дальней комнаты донёсся звук выжимания мокрой тряпки. Значит, Линка тоже дома. У всех каникулы.

Сэр Лэтенс полез в холодильник. Там была почти визборовская пустынная зима. Хвост колбасы и сиротливая кастрюлька с чуть-чутью пшённой каши на дне. Он набрал на презентованной норвежской мобиле Юрку. Тот отбился. Линка с ведром и тряпкой стала загонять сэра Лэтенса с ногами на диван, но тут заскрёбся замок, распахнулась дверь, и Юрка ввалился с тремя мешками сразу. Свёртки, пакеты в густом инее, бутылки, коробка с тортом и ещё какие-то коробки. Дверь захлопнулась, и с кухни донёсся шпрехшталмейстерский выкрик Юрки:

– Сейчас будет гуляш!

И зашипел казан.

Лена появилась в урочное время – около шести. Вбежала и принялась обнимать сэра Лэтенса, лежавшего в полудрёме на диване.

– Ну, ну, – бормотал сэр Лэтенс. – Ну, да, долго не виделись, ну так я ж не с войны пришёл!

– Кабы не тот китаец, как его там, Чен, точно была бы война, – сказала Лена.

Оба замолчали на некоторое время – слишком хорошо помнили оба начало карьеры сэра Лэтенса. Ведь догадливые китайцы сообразили, какую выгоду им сулит программулька, изваянная никому неведомым Митькой Алямовым (прав оказался эфэсбэшник Чмыхало!), и включили её в пиратски распространяемый диск виндовских утилит. Полноводный поток компьютеров, «затыкающихся» навсегда если не при первом, так при десятом запуске Винды, полился в Европу, Азию и Африку. Когда замолчало большинство серверов Интернета, то даже в Америке обвалился почти весь бизнес – и тут-то подал голос КОКОМ.

– Мы на двенадцатичасовую смену перешли было уже... Без выходных, – вздохнула Лена. – Так что до войны два шага было...

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КИБЕРНЕТИЧЕСКИЙ ТЕРРОРИЗМ!

КОММУНИСТИЧЕСКИЕ ЛУДДИТЫ!

КИТАЙ И РОССИЯ ПРОТИВ ЦИВИЛИЗАЦИИ СВОБОДЫ!

– такие заголовки обошли газеты в тех странах, где ещё выходили газеты. Зареяли обоснования немедленной нейтронной бомбардировки Китая, России, Малайзии и Филиппин. Читать это было жутко. Как, наверное, жутко было бы читать план «Барбаросса», напечатай его кто со всеми подробностями в 41-м году. И как жутко было читать материалы Нюрнберга. А потом напечатали, точно так же, как листовку, речь Ю Хонг Чена в ООН. Крупнейшего китайского программиста. И ООН проголосовала против войны.

– Это финский представитель такую гениальную идею явил – Линуса пригласить в эксперты, – добавил сэр Лэтенс. – Я потом слушал эту запись. Он сказал: в моей родной Суоми почти нет замков. Эта фраза тогда весь мир обошла.

Линус Торвальдс и Ричард Столлмен сказали то, что говорили уже давно: безопасность информации не там, где много секретов, не там, где закрытый, проприетарный софт, а там, где Open Source, где всё всем видно, и каждый может улучшить программу, если чего-то не предусмотрел разработчик. Слово «открытость» полюбилось международникам, и был создан IOS. С чрезвычайными полномочиями.

За ужином выпили вчетвером за благополучное возвращение сэра Лэтенса на Родину.

– Папа, – спросила Линка, – понимаю, глупость спрашиваю, но всё-таки интересно: а ты за что сэр? С какой, так сказать, формулировкой?

– Лен, – заржал сэр Лэтенс, – твоё комсомольское прошлое! Ну один же к одному! Ладно, дочь, слушай...

Он и сам первый раз за эти сумасшедшие три года внятно вспомнил всё от начала до конца. Едва сформированный IOS жёстко потребовал от мирового сообщества не размахивать бомбами, а лишить монополии тех, кто на неё претендует, и закрыть все лазейки для монополий в будущем. Американскому Агентству по национальной безопасности поручили отловить живыми Билла Гейтса со Стивом Баллмером. Шум поднялся на все Штаты. «Нами командуют! Какой-то не то финн, не то швед – всех финнов и шведов в придачу можно накрыть одним авианосцем! Да ещё русско-китайская банда!» – верещали жёлтые газеты. Выбор IOS’а – кому быть комиссаром по этому делу? – пал именно на Горюнова как на человека, уже имевшего успех в борьбе с техногенным коллапсом, пусть и в масштабе одного города.

До Редмонда через Лондон. То на рыбачьем сейнере, мобилизованном IOS’ом, ведь крупные судоходные компании приостановили свою деятельность из-за невозможности продажи билетов. В газетах издевались: «прIOSтановили». То на частных машинах, которые останавливала полиция прямо на дороге или выгоняла из-за ограды ближайшего дома. Даже на конном фермерском возке было разок. В Европе было по-разному: местами так же, как дома – ни света, ни бензина, пустые города, жители ковыряются в грядках, пытаясь добыть хлеб насущный или хоть насущную крапиву; местами цивилизация не сдавалась – обычно это был признак наличия поблизости серьёзного производства, управляемого не Виндой. А главное – не было российской покорности чиновникам. Немцы, датчане и голландцы не собирались помирать по приказу налоговых и прочих держиморд. И жмотство не превышало меры – узнавая, что едет международный комиссар наказывать тех, по чьей милости все в такой галоше – иной раз делились последним и без нажима полиции.

Лондон... Горюнов думал, что понимает по-английски. Оказывается, когда все вокруг – по-английски, каждый со своим акцентом и наперебой – не очень въедешь. В отеле извинялись за трудности с водой – её носили в номер вёдрами – и за отсутствие электричества. Два дня IOS договаривался с флотом Её Величества. В Филадельфию Горюнова доставил эсминец «Ковентри». Всего за четыре дня.

Во главе сводного отряда полиции и ФБР, человек триста (ещё примерно вдвое больше народу добывало этому сводному отряду бензин, сливая его где можно – ведь и в Америке торговля почти встала, хотя предприимчивых, вроде него самого и Сани, тут было до чёрта, в каждом втором городке процветала полная автономия, свои продукты, промтовары и законы), Горюнов прибыл в Редмонд. Опечатали всё, что можно было у «Майкрософта» опечатать. Привезли компьютеры на «Трансметах» под РеактОС, запустили кое-как, в аварийном режиме, локальную сеть в банке, где размещалась основная часть гейтсовских счетов. Всё! Деньги ушли в федеральное казначейство.

– Я же ничего не понимал во всех этих финансах, юриспруденции... И сейчас-то хреновато, – говорил сэр Лэтенс. – Не говоря, что американский язык и правда не совсем английский. Оставалось смотреть на физиономии. И слушать. Начнёт мяться, дрогнет харя – всё, хватаешь колокольчик, или просто киваешь полицейскому, берут и трясут. Всегда вытрясали, не ошибся ни разу! Сколько пропустил, значит!

– Золотые уши, – смеялась Линка, – звукооператорские!

– А потом, – продолжал сэр Лэтенс, – когда я привёз назад в Лондон копию приговора, копии всех частных определений, их же там до чёрта было, вместе с этим сама Америка восстанавливалась, так, как здесь – ты помнишь...

– Ага, – подхватила Линка, – как я у мамы под бочком спала на разобранных коробках в столовой института...

– Это я потом узнал, – добавил Юрка, – что это был институт, когда дали тепло, и я вышел на улицу, были уже лужи, и я прочитал табличку...

– Во-во, – заключил сэр Лэтенс, – ты и в пятом классе ещё любил вывески! А в Лондон я возвращался уже на трансконтинентальном экспрессе до Бостона, а дальше теплоходом, и когда доехал и все бумаги привёз, тут оно и было. И Виндзорский дворец, и шотландцы с волынками в кильтах, и йомены в тех самых шапках. Как по телевизору...

– Я телевизор смотрел последний раз, когда «Звёздные войны» подряд он-эйр повторяли к юбилею Лукаса, это в июле ещё, да?

– И принц Уэльский взял длинный меч...

– Как тот, что был в Эрмитаже! – подхватил Юрка.

– Не сопоставлял, но наверно. А ты не отвык встревать. И взял длинный меч, и плашмя тронул им моё плечо. Мне объясняли заранее, что я должен встать на одно колено, я так и стоял, архаизм ужасный, но в тот момент я подумал – архаизм уцелел, а современные на вид железные гробы грохнулись со всей возможной помпой, так, может, архаизм тоже не всегда чушь, если на нём такой народ держится. Он сказал – за заслуги перед британской короной в деле утверждения в мире истинно британского принципа конкуренции, основанной на личных достоинствах. Ответную речь мне написали заранее, но я сказал не то, я сказал, что нечасто Соединённое Королевство производит в сэры иностранцев, и если уж так – значит, общечеловеческие ценности есть, и открытость информации – одна из них...

– А какой-то комментатор, – добавила Лена, – так и сказал, мол, это потому, что молодость комиссара IOS’а пришлась на горбачёвскую «открытость» в России. И ты родом из перестройки.

За окном уже трещали в темноте цикады (Лена упорно отказывалась называть их просто кузнечиками).

Следующие дни были похожи друг на друга. Сэр Лэтенс вёл совершенно растительную жизнь. Из дому не выходил даже за сигаретами (сигареты покупал Юрка – ему продавали, усики убеждали продавцов в его взрослости), навзрыд жаловался на жизнь. Август сменился сентябрём. Дети пошли учиться, природа пошла на увядание. Жёлтые листья, грибы, ягоды. Лена занималась заготовками по ночам, опасаясь помешать уединению сэра Лэтенса с сигаретой и своими мыслями.

Но однажды, ненастным субботним днём, когда уже дул жёлто-оранжевый ветер, выгибавший клёны, как зонтики, срывавший шляпы, как листья – раздался звонок в дверь.

Сэр Лэтенс прошлёпал к двери.

– Это я, Лёлёш, с новой штучкой, – донёсся знакомый тенорок. Так – Лёлёш – называл его в прошлой жизни только один человек. Сэр Лэтенс распахнул дверь.

– Сенька! – заблажил он.

– Да я, я, – пыхтел вошедший, невысокий, лысый, губастый, с заразительной улыбкой. – Я! Арсений из Арсеньева!

– Как? Ты теперь…

– Да, я теперь опять почти что штурман. Наша с Митькой компания называется «Курс», – говорил вошедший, с пыхтением вылезая из ботинок. – Митьку Алямова помнишь? Ну вот, занялся, так сказать, навигацией рядового юзера по миру камешков, железок и пластмасок…

– Ща кофе сварю…

– Во-во, если можно.

Опять задребезжал звонок. На пороге возвышался белобрысый малый лет тридцати, еле помещавшийся в дверь, в хлопчатобумажном свитере с надписью «INTEL – OUTSIDE!»

– Мишка! – возопил сэр Лэтенс. – А ты-то какими судьбами?

– А я ещё когда дефолт был, помнишь, тебе говорил: компьютер – это «Амига», – говорил белобрысый. – Остальное – не компьютеры! Я ж тогда в Питере сидел, только-только студию собрал, живу себе, пишу всяких чуваков. У меня на студии все такой прикол носят, – он подёргал себя за свитер. – Тут – грох! Я всё бросил, сюда примчался, маме в больницу три «Амиги» привёз – у нас больница работала всё время, никто не помер, как в Приморье от чубайсовских отключений…

В прихожей и так было тесно от одного Мишкиного баса. А звонок не смолкал. Появился местный «акула пера» Лёва Ляхов с супругой Мариной, тоже журналисткой – дверь едва пропустила его раздавшееся за прошедшие годы пузо, а супруга и прежде отличалась «немалогабаритным» ростом; пронести в проём свою элегантную шляпку она смогла только пригнувшись. Появился Ахмет – надежда, опора и главная пробойная сила местных «зелёных», извиняясь с порога, что без мамы и без племянницы. Беспомощно экающего и мекающего, забывшего про кофе сэра Лэтенса вытеснили в маленькую комнату. В гостиной таскали стол, звенела посуда.

– Без меня меня женили, – вяло возмущался сэр Лэтенс.

Наконец все уселись на места, и слово взял Ляхов.

– Вы знаете, друзья, у кого мы в гостях? У самого хитрого деятеля комитета по чрезвычайному положению! Который избежал всего того, что выпало на долю прочих. Они-то поступили милосердно, своего узника заточили в Форосе, а их потом… Так вот, этот товарищ сделал ещё хитрее. Он заставил всю страну в лице Думы вспомнить пионерское детство и голосовать простым поднятием рук! А сам, как и положено, бежал в Америку. Женский батальон тебе помогал, признавайся, а? А потом – заметьте, я излагаю исторические события в обратном порядке, а для него-то это был прямой порядок, он ухитрился походя ещё и обратить время! – даже не в пломбированном вагоне, а в трюме с рыбой отправился навстречу дворянским привилегиям. Рыба-то была треска, а? И учитывая, что наш герой неоднократно в частных беседах признавался мне, что он ужасный инквизитор… Короче. Выпьем за невозрождение опричнины и инквизиции его силами, а то ведь он могёт!

Раздались хлопки шампанских пробок. Чокнулись, выпили. Сэр Лэтенс знал, о чём Лёвкин стёб. Это ведь он, будучи ещё Горюновым, написал проект Указа о чрезвычайных мерах информационной безопасности. Насчёт независимой схемотехнической и системотехнической экспертизы любой вычислительной техники, а особенно для стратегических предприятий, к которым была отнесена любая инфраструктура – энергетика, железные дороги, газ, телевидение и радио, а также системы жизнеобеспечения городов. Который в основном и стал законом. Ведь и Дума освещалась от военного дизель-генератора, воды не было даже в квартирах депутатов, о системе электронного голосования речи не шло. Лишь перед отъездом в Англию, держа в руках новенький загранпаспорт и документы о назначении его представителем от России во вновь созданный международный комитет, Горюнов узнал подробности. И про голосование поднятием рук, и про представителя президента, который подсчитывал, ставя палочки на бумажке – принять закон во всех положенных трёх чтениях за одно заседание, с криками «да что тут обсуждать, жить-то надо!» – это было не кисло.

– Митька тебе привет передаёт, – тихонечко пел на ушко сэру Лэтенсу Арсений. – Он не появится, бизнес... Его же тогда чуть не посадили по твоему чрезвычайному указу. Но он железно доказал, что он-то стресс-тест отказоустойчивости писал, имитация синего экрана смерти – и всё, а уж китайцы в отладчике виндовском поковырялись так, чтобы он BIOS'ы затирал при перезагрузке. И Митька по недосмотру сунул в сеть их чёрное дело, то есть жёлтое дело. Но когда он отмазался от обвинения – это ж такая реклама, дело в гору так пошло... А теперь наша компания «Курс» лицензирована согласно Указу...

И тут в дверь позвонили ещё раз.

– Кому не спится в ночь глухую? – поволокся в прихожую сэр Лэтенс. Был разгар дня. Но ему хотелось дать понять новому гостю, кто в доме хозяин.

Однако не на такого напал. Новый гость – со спортивной выправкой, в дорогом сером костюме и безукоризненно белой рубашке, без единой пылинки на полуботинках – глядел абсолютно хозяйским взглядом. Отстранив сэра Лэтенса, он прошёл в гостиную. За ним – ещё двое таких же. Один моментально, выверенными движениями оттеснил сэра Лэтенса в кухню.

– Где хозяин?

– Я хозяин.

– Шутки в сторону, гражданин!

Гость перехватил руку сэра Лэтенса и завернул за спину. И крикнул в гостиную:

– Попов! В протокол запишешь, было сопротивление!

Мгновенно вся незваная троица оказалась на кухне.

– Дурак, – сказал тот, что был постарше на вид. – Он и есть хозяин. Извините, господин Горюнов, – процедил он сквозь зубы. – Оденьтесь поприличнее, паспорт с собой, вас вызывает господин Рябинский. Вы же, кажется, были за границей? Наденьте то, в чём были там, и не заставляйте господина Рябинского ждать.

– А с чего это я обязан бросить друзей и ехать неведомо к кому? – сэр Лэтенс растирал руку. – И кто такой этот ваш Рябинский? Надо мной господ сроду не было!

– Товарищ капитан, наши же там чуть не голыми ходят. По пляжам. Какое приличие? Он и главы родного города не знает. День белый, а они квасят без просыху. Ночь ему глухую...

– Дурак ты и есть дурак, Новиков, – подытожил капитан. – Пять минут на сборы, поэл? – прохрипел он по-уголовному прямо в лицо сэру Лэтенсу.

– Брось понты понтить, – ответил сэр Лэтенс. – Повежливей!

Неизвестно, чем бы всё это кончилось, но в дверях кухни появился Арсений, сзади – могучий Мишкин торс, пружинистая фигура Ахмета и всклокоченная Лёвкина шевелюра, скрежетнул замок входной двери, и на улицу вылетел Юрка. Теперь даже этим накачанным ребятам было бы непросто покинуть кухню и остановить его. «Неприятностей не будет», – пробасили из полутьмы коридора, и капитан сдался.

– Господин Горюнов, – по возможности проникновенно сказал он. – Глава Администрации города собирался почтить вас визитом, но ваша квартира, сами понимаете... И он пригласил вас...

– Бывший мэр работал вместе с моим батей, – пробурчал сэр Лэтенс. – И не погнушался бы моей квартирой, потому что жил сам в такой же. И не послал бы хватких мальчиков руки выкручивать. – Он уже шёл переодеваться, друзья расступились, пропуская его.

– Гостевой особняк, – сказал капитан. – Вы, вероятно, не знаете, это...

– Алёш, я вызвала такси, – сказала Лена.

Особняк, на который указал капитан, был упрощённым и ухудшенным подобием одного из знаменитых петербургских частных домов – на площади Льва Толстого: такие же две лёгоньких башенки наверху, так же расходились крылья не П-образно, а под углом. И решётка вокруг была самой петербургской с виду, наименее отдавала сталинским ампиром, всё остальное рядом было именно в этом вкусе. У калитки прохаживался охранник, жуя жвачку.

– По приглашению господина Рябинского, – буркнул ему сэр Лэтенс.

– Пропуск, – лениво протянул охранник. Жвачка свисала с губы.

Подоспевший капитан предъявил какую-то корочку.

– Хватит с меня неумных розыгрышей! – громко и раздельно сказал Горюнов, глядя мимо обоих. – Кого пригласил хозяин, тому прислуга не хамит!

– Так это этот… лорд говённый, слушай, ты, служба? – спросил охранник так же лениво, не проговаривая половины букв.

Сэр Лэтенс неторопливо шёл мимо ограды к дороге, а капитан семенил перед ним задом наперёд. Лёвка, Ахмет и остальные тоже вылезли из машин и шли рядом по травке на некотором расстоянии, только Арсений решил дождаться конца комедии в машине. В это время распахнулась дверь особняка, и представительный господин в чёрном фраке, выйдя на крыльцо, крикнул:

– Господина Горюнова к его высокоблагородию!

– Обучать его сковородь протоколу в свободное время согласен, – бросил через плечо сэр Лэтенс, продолжая неспешное движение, – пусть пришлёт представителя для переговоров об оплате или напишет.

Господин во фраке сорвался с крыльца и обогнал сэра Лэтенса:

– Глава Администрации города, советник по промышленности второго ранга его высокоблагородие господин Рябинский ждёт вас, прошу!

– Так что, их там четверо – и голова, и советник, и сковородь, да ещё вас двое тут? – саркастически бросил Горюнов, но всё-таки поднялся на крыльцо.

– Да-да, – лебезил фрак, поспешая сзади. – В особую приёмную.

Только очутившись в этой самой «особой приёмной», сэр Лэтенс перевёл дух. Комната размером больше школьного класса, отделана ореховой панелью, дубовые двери двухметровой ширины, инкрустированный паркет, кожаные кресла и диван на манер тех, что стояли в приёмной директора там, где сэр Лэтенс начинал работать после ЛЭТИ. Овальный журнальный столик, кипа глянцевых журналов, стеклянный шкаф, где на полках стояли и лежали какие-то отделанные золотом папки, кубки и медали. Дырчатый потолок, за дырочками явно вовсю старался кондиционер – холодрыга в комнате была та ещё.

Сэр Лэтенс успел порядочно прозябнуть, пока открылась маленькая дверца в углу рядом со шкафом и появился высокий человек с ухоженным лицом. Идеально выбрит, причёска напомажена, правильные черты, очень белая кожа. Взор вошедшего был устремлён вдаль, сквозь сэра Лэтенса.

– Его высокоблагородие Глава Администрации города, Советник по промышленности второго ранга господин Рябинский ждёт вас у себя в кабинете, – ухоженный наклонил слегка голову и остался стоять на месте. Сэр Лэтенс понял, что надо встать и идти в эту маленькую дверцу.

Кабинет был размером уже с хорошую студенческую аудиторию. Тоже деревянная панель из чего-то редкого – похожую сэр Лэтенс видел только в Лондоне, в каком-то старинном дворце. Ковры, тяжёлые занавеси, старинное оружие. В углу чёрный огромный стол, на нём под стать размерами письменный прибор и какие-то книги, над столом – дочерна закопчённая икона. А за столом – видимо, хозяин.

– Добрый день, – сказал сэр Лэтенс, чуть выждав – не захочет ли тот поздороваться первым, и сел, не дожидаясь приглашения, на диван, покрытый ковром с серебряными кистями.

Повисла пауза. Человек за столом перекладывал какие-то листки из толстой книги в кожаную папку. Казалось, это занятие поглощало его полностью. Крупные губы шевелились. Сэр Лэтенс подождал десять минут, встал и сказал:

– Ваши подчинённые были так настойчивы, что я подумал – действительно есть во мне жизненная необходимость. Вижу, что ошибся. Всего доброго.

И взялся за ручку двери.

– Алексей Юрьевич, – раздалось у него за спиной, – давайте без театральных жестов.

– И без мхатовских пауз, – подхватил сэр Лэтенс.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласил хозяин и позвонил в колокольчик. Ухоженный референт тенью возник на пороге, катя перед собой столик на колёсиках. Столешница была хохломская, в форме боба, а вместо ножек или боковин – лосиные рога. Столик подкатился к сэру Лэтенсу, тот с удовольствием взял сигарету и прикурил от горящей свечи, стоявшей на столике в бронзовом подсвечнике – восточная девушка с чашей на голове. За потолком тихо завелся кондиционер.

– Не люблю холода, – сказал сэр Лэтенс, – в Англии и то в комнатах теплее. Так что заставило ваших подчинённых действовать на грани фола? А то и за гранью?

– Я знаю, что там вам дали какую-то цацку, титул или что, но ведь вы гражданин России. Зарегистрированы в нашем городе. Работали всю жизнь, кроме последних трёх лет, в отечественных, в основном – в городских организациях. Никакой вы не лорд, вы – инженер.

– Если моё звание важно, то как мне величать вас? И услышу ли я извинения за действия людей, вторгшихся час назад в мою квартиру?

– Я рад, что у нас в городе наступила демократия, и граждане не знают, как зовут градоначальника. Хотелось бы знать, где вы собираетесь работать те… гм… шестнадцать лет, которые вы ещё обязаны работать?

– Гражданин мэр, – сказал сэр Лэтенс, – сейчас последует предложение места?

– Вам следует понять своё положение. Здесь вы живёте на общих основаниях. В России не признаются титулы иностранных государств. Вы храните деньги в городском филиале Сбербанка. Вы проживаете в городском доме. Ваши дети учатся в городских школах. И я как Генеральный директор и владелец контрольного пакета акций Городской Объединённой Компании, в свою очередь владеющей почти всеми жилыми и всеми промышленными объектами города, уполномочен Советом директоров принять вас на должность ведущего системного программиста нашей компании.

– Не предложить, а сразу принять?

Мэр молчал.

– Полагаю, что с опытом работы в международных структурах мне предложат более солидную должность. Должен подумать.

– Как назвать вашу должность – можем решить даже с вашим участием. Совет директоров через… – Рябинский взглянул на настенный календарь, – через три дня. Двадцать пятого. До этого можете совещаться с кем угодно, но потом вы эти связи порвёте. Ваша семья и знакомства не соответствуют вашему новому статусу.

– До встречи, – сэр Лэтенс изо всех сил старался, чтобы кулаки не сжимались сами.

– А как ты хотел? – спросил Лёвка, когда сэр Лэтенс коротко рассказал всё по пути пешком, когда они бросили такси и шли через лесочек. – Ты-то уехал, а тут – чрезвычайные законы остались!

– А где кончается город? – подал голос Арсений. – Всегда только морские карты с интересом рассматривал.

Сэр Лэтенс понял.

– Отделение «Курса»?

– Северо-Западное. – И Арсений рассыпался мелким хихиканьем.

– А ребята? Им-то ещё учиться.

– Экстерном можно. А потом, «Курс» может школу просто поглотить. Она ведь автономна, как любое предприятие в России. Может войти в холдинг. И мэр ничего не сделает.

– А мы сделаем там школу-вуз-завод, как у педагогов-новаторов? – ехидно спросила Марина Ляхова.

– Короче. Я же сколько-то Ленке прислал, пока там работал. Это будет моя доля в капитале компании. – Сэр Лэтенс криво усмехнулся, заметив, что повторяет слова мэра.

Приближаясь к дому сэра Лэтенса, все заподозрили неладное. Вокруг летал пух из подушек, под окнами квартиры валялись какие-то вещи, битая посуда… Мэр не бросал слов на ветер.

– Основательно они. И британский суд тут не поможет, – тихо сказал Лёвка.

Лена разулась и исчезла где-то в комнатах.

– Всё хоккей! – донёсся через пару минут её голос. – Не нашли!

Через два дня ввалился Арсений и провозгласил, почти пропел:

– Ну, вот. Дом вам будет. Но под то условие, чтобы – действительно Северо-Западное отделение компании. Нашей, – заулыбался он, как сытый кот.

Зиму сэр Лэтенс с семьёй встретил на новом месте. В пятнадцати километрах от городской черты, у озера среди поросших соснами холмов. Дом был очень старый, стены сложены из могучих валунов, оставленных ледником, когда в этих местах ещё мамонты шастали – и от самого дома веяло какой-то мамонтовой мощью, замшелой древностью. Стоял он на самом въезде в деревню, у ручья, вытекавшего из озера. Даже не дом, – старая усадьба, жильё и все службы подведены под одну крышу, только входы отдельные. К моменту вселения сэра Лэтенса здесь никто не жил лет пятьдесят верных, одни стены и остались, да ещё рассыпающиеся от ржавчины железные части бывшего мельничного колеса на берегу ручья. Чтобы обустроить квартиру, контору «Севзап – Курса», склад, мастерскую – всё, что полагалось порядочной компании, понадобились почти все деньги, заработанные сэром Лэтенсом в бытность комиссаром IOS’а.

Лена, Юрка и Линка наравне с ним самим и с приглашёнными умельцами-плотниками стругали, пилили, лазили, таскали, колотили гвозди, тянули кабели, красили. Сэр Лэтенс вздыхал:

– И опять о проектных нормах. Не герметичный и не умный!

Арсений был в восторге:

– Лёлёш, этому же цены нет! Лёва твой – сборщик милостью божьей. На Мишке все «амижные» программы. Ахмет молодец, что бросил своих «зелёных», они с твоей Линкой такие массовики-пиарщики и хозяева гостиной! У них и дела в образцовом порядке, всё копейка в копейку, всегда они знают, кто, когда, на каких условиях, и чай хошь чёрный, хошь зелёный, и кофе настоящий, на них клиент западает, так что Линкина коса – тоже наш с тобой капитал. А Юрка твой вообще сила! Так здорово распустить слух, что, мол, коммуна как у Жюль Верна, мол, мой папа Сайрес Смит – за ним же полшколы бегало, а за ребятами старшие, и сколько осело, смотри! Сколько человек теперь в нашем «Севзапе»?

– Сто сорок восемь! – донёсся Линкин голос из конторы. – Это только акционеров, так что не считая нас с Юркой, Тимку и ещё тридцать два человека, которым нет шестнадцати!

– Своя столовая, кто не готовит сам, того кормим, свой транспорт, своя доставка чего угодно, что здесь растёт – сами растим, своя рыба, свой ремонт всего на свете, от унитазов до крыш, и всё это ведь не только себе, на округу тоже! На это же на всё спрос, мы ведь не шантажисты-коммунальщики! Доучиваем и стажируем студентов по договору, мы же единственные в округе, кто берёт недоучек без стажа! Вот для атомщиков бы написать чего-нибудь, они ж вовсю кремний выращивают – вот и пусть выращивают сразу компьютеры, наши…

– Наукодеревня, – засмеялся сэр Лэтенс. – То есть – наукоплантация!

Запиликал его мобильник.

– Я АЭСовского начальства тачку только что видал, они ща мимо озера едут! – раздался в трубке ликующий голос Шурки Тимофеева – студента-практиканта, сегодня ставившего кому-то спутниковую антенну: обычай «Севзапа – Курса» требовал, чтобы стажёры делали всё, что нужно предприятию, без отговорок типа «не моя специальность».

– Ахмет, Лина, слышали? Сейчас будут важные и привередливые гости. Достоинство соблюдать, но выкатить всё лучшее!

– А что ответить на письмо соседей, предупредить их, чтоб сегодня не приезжали? – спросил Ахмет.

– Каких соседей?

Ахмет молча подал письмо. Семеро жителей деревушки на полпути к городу спрашивали, принимаются ли в ОАО «Курс» новые акционеры. И возможен ли взнос земельными паями, «так как глава города г-н Рябинский принимает меры к переводу земель вокруг города вместе с населением в собственность Городской Объединённой Компании, а мы не хотим быть его крепостными, здесь крепостного права и при Петре Великом не было».

– Пусть приедут, но не в контору. Звони в столовую, пусть там подсуетятся. И Хейконена туда, скажи – я его уполномочил соглашаться, если это можно, пусть примет бумаги и ко мне, он бывший землемер, земельные законы лучше всех у нас знает.

– Вон как раз Янка его идёт, судки несёт в столовую, скажет, – и Ахмет взялся за телефон.

Послышался звук подъехавшей машины.

– И весь день вот так, колесом! Даже в Редмонде продых бывал. Сень, ты-то как не выдохся до сих пор, ты же ещё в Приморье мотаешься!

– А так, – пожал плечами Арсений. – Так и должно быть. Дела всё есть, есть, всё сыплются, сыплются, а ты всё мелешь, мелешь… Смотришь – вон сколько наворотил!

– Это тебя наш домик на такие ассоциации наводит?

– Янка так и спрашивала, почему нашу контору «Сампо» не назвали, – опять донёсся голос Линки. – А я ей сказала, половина народу не местные, не знают.

– А что это за «Сампо»?

– Мельница такая. Волшебная. Она беду на счастье перемалывала.