Марсианка

Иван Петрович с трудом раскрыл отяжелевшие, слипшиеся веки глаз, осмотрелся вокруг. Его взору предстал серый, казалось, давящий сверху потолок незнакомой комнаты. Из последних сил он повернул  на бок налившуюся свинцом, непослушную, сразу от этого загудевшую, зашумевшую голову. От движения мурашки пробежали по онемевшим пальцам рук к плечам. Застучало, запульсировало в висках. Учащенно, судорожно забилось сердце. В полумраке комнаты у изголовья постели с трудом он различил расплывающийся овал склоненного женского лица с прикрытыми глазами…

С трудом стал вспоминать - что с ним и где он. Ситуация развивалась постепенно. Последние полгода он - Иван Петрович Скачков - местный «олигарх» и генеральный директор ООО «Тира-спирт» вдруг почувствовал себя хуже, чем обычно. До этого в свои пятьдесят один он практически ничем не болел, ни на что не жаловался, оставался необычайно бодрым и энергичным. Наверное, именно отменное здоровье позволило ему поднять «с колен» ООО «Тираспирт», когда Скачкова три года тому назад назначили гендиректором этого добитого до ручки, разворованного предшественником предприятия. За полгода после назначения на должность Иван Петрович сумел рассчитаться со всеми долгами фирмы, еще через полгода ООО начало уверенно наращивать прибыль, затем вышли на международный рынок. Заброшенные некогда цеха ожили, работники стали регулярно получать зарплату, премии… Да и о себе Скачков не забывал. Отстроил двухэтажный коттедж по евростандартам, куда перебрался со своей давно неработающей женой Галей. Единственной, уже замужней дочери оставил свою старую квартиру, подарил зятю новенький «Ниссан» на день рождения…

Все беды начались с того, когда месяца четыре тому назад Иван Петрович заметил, что у него пропал всякий интерес к жене, как к женщине. До этого они не так часто, но регулярно – хотя бы пару раз в неделю предавались супружеским постельным утехам. А тут как-то закрутился, заработался что ли, но обнаружил однажды вечером, когда жена в кровати после только что принятой домашней баньки привычно приласкалась к нему, что не слышит ответного отклика в своей душе. Более того - ее ласки вызывают только раздражение. Галя, будучи человеком чутким, тут же его успокоила:

– Ничего, дорогой, бывает. Видно, совсем ты забегался, устал. Спи спокойно…

После этого она по-домашнему чмокнула его в щеку, повернулась к раздосадованному Скачкову спиной и быстро уснула.

В последующие дни жена не проявляла особо упорных попыток возобновить их близость. Иван Петрович старался приходить с работы домой попозже, когда она в лучшем случае сонно приветствовала его в постели.

Ну, Галя - бог с ней, ладно, как-никак вместе они прожили около двадцати пяти лет. Могли и поднадоесть друг другу. Но Скачкова с того злополучного вечера начала разъедать, как раковая опухоль другая навязчивая мысль - почему он потерял интерес и к другим, более молодым женщинам? Например, к своей секретарше Вере - двадцатишестилетней разведенной блондинке с самыми привлекательными формами тела, которые она не стеснялась демонстрировать шефу, и с которой он до этого регулярно «расслаблялся» в потаенной комнате за кабинетом на слегка продавленном рыжеватом диване. С того вечера у Ивана Петровича почему-то перестало появляться чувство охотника внизу живота при виде неосторожно обнажавшихся длинных, слегка полноватых красивых ног Веры. Он перестал по пятницам, в конце рабочей недели приглашать ее на чашечку коньяка к себе на рыжеватый диван. И, что его больше всего бесило - секретарша восприняла эту перемену в поведении шефа как-то слишком легко, словно должное. Ну, не хочет-значит есть для этого причины.

Спустя два месяца после памятного вечера с женой Скачков заметил, что работа, до того приносившая столько радости, стала ему в тягость. И это тягостное ощущение постепенно нарастало с каждым днем. Он, конечно, продолжал выполнять свои обязанности в полном объеме. Все также личный шофер заезжал за ним по утрам к семи часам, и обычно привозил назад после трудового дня затемно.

Но беды Скачкова на этом не закончились. Спустя месяц у Ивана Петровича напрочь пропал аппетит. До этого он всегда много и с удовольствием ел, особенно обожал хорошо приготовленные женой мясные блюда: отбивные, шашлыки, пельмени.

– Что-то ты совсем стал плохо есть, Ваня? Не приболел ли? - однажды утром подметила Галя, когда Скачков вот уже который день подряд вяло поковырялся в традиционной утренней котлете, почти не притронувшись к ней, отодвинул тарелку в сторону. Жена заботливо коснулась своей оказавшейся неожиданно горячей ладонью его ледяного лба:

– Нет, лоб не горячий…Температура нормальная. Но, может, есть все-таки смысл показаться врачам?

И Иван Петрович показался. Знакомые врачи двое суток безуспешно крутили-вертели его со всех сторон. Слушали, простукивали, осматривали и горло, и уши, и живот, делали ультразвуковое, рентгеновское исследование, компьютерную томографию всех участков тела, начиная с головы. Залазили гибкими импортными, но все-таки неприятными инструментами в желудок, кишечник, мочевой пузырь… Но так ничего и не нашли. Получалось, что человек теряет работоспособность, аппетит, интерес к женщинам, жизни, а причины сколько-нибудь значимой для этого нет. В конце- концов пришли к заключению, что Скачков просто устал, вымотался, и порекомендовали ему уйти в отпуск, сменить обстановку. В то же время уезжать на курорт за границу, как он это обычно делал последние годы, не посоветовали. Не стоит менять климат в подобной ситуации. И Иван Петрович взял путевку в санаторий в средней полосе, недалеко от родного города.

Но, приехав в санаторий, где его поселили в люкс-номере с лоджией, выходящей к озеру, Скачков через два дня почувствовал себя гораздо хуже, чем прежде. Появилась сильнейшая пульсирующая головная боль. Вообще исчез аппетит. Ко всему прочему температура тела подскочила до сорока градусов… И вот такого - чуть живого, угасающего, с непонятным диагнозом, вчера его привезли в областную больницу. Где тоже поместили в отдельную люкс-палату с окном, выходящим в сторону соснового бора, подступавшего к зданию больницы. В клинику тут же приехала перепуганная насмерть Галина с дочерью и зятем. Врачи и медсестры суетились вокруг больного. В вену вливали какие-то разноцветные растворы, вводили медикаменты. Но - что с ним, какой диагноз - никто не говорил. Как Скачков понял – никто толком не мог объяснить причину болезни, такого катастрофического ухудшения состояния. Что Ивана Петровича дополнительно угнетало во всей его изменившейся за последнее время жизни, – это то, что он перестал видеть сны. Полгода тому назад сновидения приходили к нему почти каждую ночь. Порой они были даже более интересными и захватывающими, чем реальная действительность. И вот с того злополучного вечера - раз ,и перестали сниться вообще. Ожидание ночи превратилось для него в ожидание неизбежного погружения, провала в вязкую темную ,тревожную бездну под названием сон. Эта темная бездна всегда заполняла его мозг с трудом, нехотя. После такой ночи он просыпался с тяжелой, как после перепоя головой, разбитостью во всем теле. Казалось, сны безвозвратно покинули его, измученного непонятной болезнью.

– …Вы что-то спросили, чего-то хотите? - заботливо наклонилась дежурившая в палате юная медсестра, лицо которой Скачков различал по-прежнему с трудом, хотя у него до болезни никогда не было проблем со зрением, особенно если встречал симпатичную женщину. Он тяжело пошевелил присохшим к небу языком, запекшимися губами:

– Нет, ничего… Отдыхайте…

– Может, вы себя хуже чувствуете? Позвать врача? - забеспокоилась девушка.

– Не надо… Лучше… Я хочу поспать…

В висках, не переставая, пульсировала боль. Веки сами собой закрылись. Больной уже не чувствовал своих ног, рук. Тяжесть разлилась по всему его телу холодной истомой. «Поскорее- бы отмучиться и умереть, что- ли… Разве это жизнь?… Господи, за что мне такие муки…», - вяло размышлял Иван Петрович, опять погружаясь тоскливо в вязкую темноту тяжелого, нездорового сна…

Сколько прошло времени, часов, он точно не знает. Как будто кто-то резко толкнул его в спину, и Скачков открыл глаза. Сквозь не успевшую развеяться пелену болезненного сна он увидел, как в полуоткрытую большую форточку в окне палаты осторожно просунулась обнаженная до локтя чья-то тонкая, красивая рука. От увиденного у Скачкова сперло в груди дыхание, бешенно заколотилось сердце: «Кто это там лезет ко мне в палату? Где медсестра?»

Пересилив боль, он повернул голову набок - медсестра крепко спала за столом, положив голову на руки. Стояла глубокая августовская ночь и тишина. Ни шороха. Лучи, исходившие от слабого электрического светильника на столе почти не достигали окна, завешанного не до конца задернутыми темно-красными шторами. Рука в форточке на мгновение исчезла и тут же появилась вновь. Это была определенно женская рука. Скачков уже не сомневался, что она принадлежала женщине, к тому же молодой женщине. Настолько по-женски красивыми были ее очертания. Ивана Петровича поразило, что кожа на руке незнакомки была не белой, а отливала каким-то синеватым оттенком, слегка даже опалесцировала. Пальцы руки пошарили и, наконец, нашли задвижку, запиравшую раму окна изнутри, открыли ее. У Скачкова все замерло внутри, он лежал не жив - не мертв, не в силах ни закричать, ни разбудить спящую за столом медсестру.

Окно медленно, с легким скрипом распахнулось. В этот момент комната озарилась ярким, каким-то неземным, лунным светом. Незнакомка, окутанная холодными, с голубоватым оттенком лучами легко, почти не касаясь подоконника шагнула внутрь палаты. Когда Скачков увидел ее - у него вдруг исчезло всякое желание будить медсестру, звать кого-то на помощь, исчез страх. Его душу заполнил какой-то животный, дикий восторг. Перестала пульсировать в висках боль, не отпускавшая его все последние дни. Дыхание успокоилось, сердце забилось в груди спокойно и ритмично.

Нежданная гостья была совершенно обнаженной и… прекрасной. Ее небольшие выпуклые груди с чуть-чуть выбухающими сосками, красивый овал низа живота, почему-то напрочь лишенный волос там, где они обычно присутствуют у женщин, несколько полноватые, и одновременно трогательно утонченные бедра излучали какое-то свечение, невидимую энергию, которую Иван Петрович ощутил физически. В темноте был плохо различим овал ее лица. На голове как будто бы не было волос. Это скрадывалось исходящим в разные стороны голубоватым нимбом и ярко, но нежно светящимися, переливающимися морской волной огромными, как показалось Скачкову - в пол-лица, круглыми глазами. Незнакомка подошла к кровати, на которой беззвучно лежал Иван Петрович.

Приподняла краешек простыни, прикрывавшей его обнаженное тело, и стремительно, так что мужчина даже не успел никак отреагировать, как будто взлетев в воздух, уселась на него сверху. От этого Скачкову не стало тяжело, словно ее тело не имело веса. К нему в этот момент вернулся дар речи. Иван Петрович с удивлением заметил, что стал говорить совершенно легко, без напряга:

– Кто ты такая? Откуда взялась?… И зачем?… Что ты хочешь?…

Незнакомка улыбнулась, но не в человеческом, земном понимании этого понятия. Иван Петрович не видел, чтобы раздвинулись в улыбке ее губы ,ему вообще казалось, что у нее нет губ, рта. Там, где они должны были бы быть на склонившемся близко ее лице фосфоресцировала голубая дымка. Она улыбнулась своими, излучавшими неземную нежность огромными глазами.

– Не бойся меня. Я не сделаю тебе ничего плохого… Я пришла помочь тебе и излечить тебя от болезни…

Скачков ощутил, какая у нее нежная, податливая, слегка горячая кожа на внутренней поверхности бедер, прильнувших к его все-таки похолодевшим от испуга ногам.

– Кто… Кто ты такая? - срывающимся голосом спросил он.

– Успокойся… Я женщина, и это то, чего тебе так не хватает в последние полгода… Настоящая женщина… И я вылечу тебя…

Она еще ближе наклонилась к нему. Ивану Петровичу показалось, что ее лицо, ее голубые глаза погрузились в его тут же загоревшее лицо. Нет, все-таки рот и губы у нее были, хотя он их и не видел. Поцелуй ее губ был тоже проникающим, необычайно нежным и страстным. Так Скачкова не целовала никогда ни одна женщина на свете.

– А почему ты такая… ну, необычная, неземная что ли?

Он почувствовал, что в ответ она вновь засмеялась одними глазами.

– Да, я не такая, как те женщины, с которыми ты раньше занимался любовью. Я живу в другом измерении, в параллельном дневному и человеческому мире. Я одна из тех, кто много лет тому назад, прилетели на Землю с Марса. Поэтому я живу, общаюсь с людьми-землянами только во сне, по ночам… Мы - живущие в параллельном мире выбираем кого-то из вас - землян, кто нам понравится… Вот я и выбрала тебя, давно живу рядом с тобой. Но прихожу к тебе только ночью, во сне. Хотя днем все время нахожусь рядом с тобой неотступно… А встречаюсь с тобой только во сне… Тебе ведь раньше снились красивые сны, сны наслаждения, во время которых ты занимался любовью с незнакомыми прекрасными женщинами? Это всегда была я. Просто мы обладаем свойством менять свой облик во время встреч в зависимости от желаний наших избранников… Толь- ко сегодня ты увидел меня такой, какая я есть на самом деле… Что- бы ты опять видел меня разной в зависимости от твоих мечтаний, я должна сегодня после разлуки слиться с тобой…Некоторые мудрые люди, которые общаются со своими неземными избранниками или избранницами, называют нас ангелами. Если хочешь - зови меня ангел-хранитель… Я знаю, что ты плохо себя чувствовал последние полгода. Это связано с тем, что я отлучалась в гости на Марс, повидать близких… И вот теперь я вернулась.

– Так ты - марсианка? - почему-то уже совсем успокоившись спросил Скачков. Он почувствовал, как ее горячие, тонкие пальчики скользнули куда-то вниз по его животу…

– Да, ты угадал, дорогой. Я - марсианка. Поэтому я и отличаюсь от тех женщин, с которыми ты общался днем. Но я тоже женщина, я соскучилась по тебе, к тому же хочу помочь выздороветь…

От ее ласк и мелодичного успокаивающего голоса Иван Петрович почувствовал, как забытое уже полгода тому назад, не приходившее все это время мужское желание медленно начало наполнять распирающим давлением низ его живота.

– Раз ты женщина, то можешь любить мужчину, как это делает женщина? - неожиданно дрогнувшим голосом спросил он ее, вновь ощутив на своих губах всю прелесть и неземной аромат ее губ.

– А, ты точно этого хочешь? Не боишься? - подтрунивала она над ним. - Почему это я не могу любить мужчину, как женщина?

– Но ты же марсианка… Поэтому, может, у тебя и там не все устроено так, как у земных женщин? - удивился Скачков той легкости, с которой задал этот бестактный вопрос. Марсианка как бы читала все его мысли:

– В твоем вопросе нет ничего бестактного. Он естественен. Да, у меня действительно по-женски устроено все не совсем так, как у землянок. Но это не значит, что хуже. Я думаю, тебе понравится. И это поможет тебе выздороветь…

В то же мгновение Иван Петрович ощутил, как его возбужденная, полная желания, напряженная плоть была мягко, но плотно окутана чем-то материальным, ощутимым, чрезвычайно нежным, но неземным. Он лежал почти неподвижно, и более того - всякое желание двигаться у Скачкова исчезло вообще. Приятная аура нахлынула на него, прокатилась по всему его телу, достигнув, казалось, всех его клеточек. Появилось ощущение, что вся она - неземная женщина медленно и нежно погружается, проникает всем своим телом, теплыми упругими бедрами, животом, напрягшимися грудями и губами в его тело. И в этот момент тысячи, миллионы разноцветных звезд с космической скоростью разлетелись по разгоряченному мозгу Ивана Петровича…

Он открыл глаза без усилий над собой, без всякого напряжения.

Голова и тело казались опустошенными и удивительно легкими, как только что осушенный бокал хорошего вина. Нигде ничего не болело, ничего не беспокоило, на душе было спокойно.

– Как ты себя чувствуешь, Ваня? - склонилась над ним жена с опухшим, видимо, от бессонницы лицом, с беспокойными, тревожными глазами.

– Отлично. Очень хочется есть. Лучше бы чего-нибудь мясного, - улыбнулся он Гале. - Наклонись ко мне поближе…

Жена, встревоженная его неожиданным оптимизмом придвинулась поближе. Скачков обнял ее вдруг окрепшей рукой чуть-чуть ниже талии, крепко и с удовольствием поцеловал в губы. От этого на щеках совсем растерявшейся Гали, как когда-то прежде загорелся румянец.

– Ну, ты даешь…  Чувствую, пошел на поправку, - радостно хохотнула она.

Иван Петрович совершенно легко, безболезненно приподнялся и сел в постели. Кроме них в палате никого не было. Одна из штор на окне оказалась чуть-чуть сильнее сдвинута в сторону, да поскрипывала приоткрытая форточка… Весело щурилось солнце на голубом безоблачном просторе заоконного неба.

Он еще раз с удовольствием обнял раскрасневшуюся жену, с радостью ощутив, какое у нее еще молодое, притягательное тело.

– Ваня, да ,что на тебя нашло…, - та совсем смутилась от давно забытых ласк.

– Да, ничего особенного, выздоравливаю, видимо, - Скачков пружинисто спрыгнул с кровати, накинув на себя простыню, от которой пахнуло чем-то по-ночному сладострастным, неземным. Подбежал к входной двери, закрыл изнутри защелку на ней. Вернулся назад к растерянной Гале:

– А ты у меня по-прежнему красивая… Я по тебе соскучился…

Через неделю, полностью справившись с непонятной болезнью, врачи так и затруднились с окончательным диагнозом, Скачков вышел на работу. Рано утром, приехав даже на двадцать минут раньше обычного, прошел в свой кабинет. Секретарша Вера нерешительно, с несколько смущенным видом зашла к нему с толстой папкой бумаг на подпись, скопившихся за время его болезни.

– Вот, Иван Петрович, целый завал…

Скачков заметил краем глаза, подписывая очередной документ, какие же все-таки у нее чертовски аппетитные груди, того и смотри - выпадут через край широкого разреза тонкой серой блузки. Он осторожно положил слегка вспотевшую ладонь своей свободной руки на упругое бедро секретарши. Почувствовал, как Вера слегка вздрогнула от этого. Забыла - давно он этого не делал! Но руку не отвела, более того – как бы даже прижалась к ней.

– Что, скучно было здесь без меня? - слегка улыбнувшись, спросил Иван Петрович.

– Конечно, скучала… Волновалась сильно за вас…

– В конце рабочего дня задержись, если хочешь - попьем чайку, вспомним былое…, - и он погладил ее рукой.

– С удовольствием, Иван Петрович…

Да, и еще одно немаловажное обстоятельство. К Скачкову опять вернулись былые сновидения. Засыпает он теперь быстро и с удовольствием, как будто спешит на встречу с кем-то…