Письмо для брата

Здравствуй, дорогой братик! Во первых строках своего письма спешу уведомить, что меня настигли крупные изменения в личной жизни. Ты будешь, наверное, смеяться, но на этот раз все очень серьезно. Ее зовут Фарида, она работает наладчиком высокопроизводительных токарных центров, обожает стихи неоконструктивистов, пробегает по утрам восемь километров и принципиально не пользуется лифтом. Ах да, еще ей девятнадцать лет, что, сам понимаешь, тоже задает темп общения и совместного проживания. Понятно, что в унылой жизни обыкновенной учительницы истории такая любовь по эффекту схожа с тропическим тайфуном, но ты знаешь — мне даже нравится. В конце концов, я ведь тоже не старушка, просто расклеилась немного в последнее время. Благо, поводы были. Однако теперь я стану склеиваться обратно, займусь снова бегом, обязательно допишу отложенную статью об экспериментальном семинаре и приступлю вплотную к разгадке одной странной истории, о которой чуть ниже. Планов у меня на ближайшее будущее, в общем, куча. Только вот иногда гложет детская обида, что я никогда не могу вытащить себя за волосы из болота лени и депрессии самостоятельно, как барон Мюнхгаузен, что надо обязательно кому-нибудь меня хорошенько пнуть, чтобы я воспользовалась своим конституционным правом на свободное полноценное развитие и творческий труд. Сперва меня пинал ты, теперь вот — Фарида. Впрочем, это я снова приступаю к постыдному и сладостному процессу самокопания, хоть и обещала себе не думать о белой обезьяне. В интернате все по-прежнему. В школьном совете старшеклассники снова пытаются протолкнуть идею сокращения часов самоподготовки за счет интенсификации учебного процесса. Медкорпус, разумеется, категорически против. Администрация пока занимает нейтрально-выжидательную позицию: с одной стороны, никому не хочется увеличивать нагрузку на учеников, с другой — слишком соблазнительна перспектива низовой кампании взаимопомощи за повышение успеваемости. Но сейчас, в отличие от прошлых попыток, на стороне учеников оказались и многие молодые педагоги и воспитатели. Школьный форум бурлит, обе стороны сыплют избитыми и до дыр уж рассмотренными аргументами, отдельные ученики призывают к изменению распорядка дня явочным, или, точнее, неявочным порядком. Пока все остается в рамках, но при дальнейшем невмешательстве администрации дискуссия может перерасти в полноценный конфликт. Впрочем, я знаю нашу Октябрину Соломоновну уже пятнадцать лет, поэтому уверена, что она сейчас готовит в недрах своего кабинета воспитательный момент убийственной силы, после которого многим станет стыдно. Так что моя тактика на ближайшее время - сидеть тихо и ждать, что будет. Знаю, что конформистка, что из-за таких как я мы ни капитализм пока что окончательно не забороли, ни к Альфе Центавра не слетали, но поделать с собой ничего не могу. Как, впрочем, и с окружающими. А семинар мой идет своим чередом. В этом полугодии мы вплотную занялись темой моделирования альтернативных реальностей. Знаешь же, есть такой несерьезный и любительский совершенно жанр фантастики — альтернативная история. Растет он из инфантильного желания поправить историю человечества, сделать ее движение глаже и благообразнее. Впрочем, кто из нас в детстве не хотел отправиться с помощью машины времени в Париж 1871 года с парой современных БМПТ? Уж мы бы этим версальцам задали! Кто не хотел бы в 1926 остановить руку убийцы Розы Люксембург? Кто не хотел попасть в 1934 году в Реввоенсовет Советской Германии перед вторжением империалистов, чтобы предотвратить Рурскую катастрофу? Я уж не говорю о Втором Бенгальском восстании, которое при поверхностном рассмотрении кажется просто обреченным на успех, и подавленным исключительно благодаря бездарному руководству оппортунистов и разлагающему влиянию соглашателей. И, в общем, такая литература ютится ныне на задворках самодеятельных сетевых журналов, хоть и пользуется определенной популярностью у молодежи. Однако, сама концепция создания истории, какой она могла бы быть, «если бы», не так уж бесполезна, если подходить к ней с умом и научным методом. Вот этим мы и занимаемся теперь со старшеклассниками под моим чутким руководством. А недавно произошла странная история, с которой я до сих пор не разобралась. При подготовке занятия о контрреволюционной опасности в первые годы после Гражданской войны я, как всегда, распределила темы для сообщений. Эльзе Пириевой, одной из самых старательных учениц, достался разбор «правых» уклонов и оппозиций двадцатых годов. Но на занятие она пришла плохо подготовленной, сообщение прочитала практически «по бумажке», что для нее совсем не характерно, в дискуссии не участвовала. Я не стала ничего говорить на занятии, но в перерыве улучила момент и отозвала ее в сторону. На мой немой вопрос она показала в своем интеркоме книгу — точнее, сканированную копию бумажной книги в ныне вышедшем практически из употребления формате. Эльзу вообще-то не так просто вывести из равновесия, тем более какой-то книгой, так что я скопировала себе этот файл и продолжила занятие, пообещав ей ознакомиться. Книга эта представляет собой литературную мистификацию очень хорошего качества. По жанру это — альтернативная история, в которой в СССР восторжествовала контрреволюция, но не открытая, буржуазно-помещичья, а особого типа, когда классовую войну с трудящимися ведут предатели в партии под псевдореволюционными лозунгами, когда честных коммунистов расстреливают пробравшиеся в ГПУ проходимцы и преступники... Впрочем, я неправильно, наверное, это передала, потому что там описывается комплексное перерождение партии, заполонение ее после смерти Ленина (он в той реальности умер еще в двадцать четвертом году, а Розу Люксембург и Карла Либкнехта убили еще в девятнадцатом, революция в Европе оказалась задавлена, и Советская Россия изначально оказалась в полной международной изоляции) безыдейными карьеристами, апатия и усталость рабочего класса, беспомощность и последующая капитуляция старых революционеров... Само повествование ведется от лица честного коммуниста, обвиненного в работе на японскую разведку только за то, что он участвовал в Гражданской войне на Дальнем Востоке. Уверенный в собственной невиновности, он в то же время не верит и в виновность руководства партии, считая, что их обманывают вводят в заблуждение, что то беззаконие, которое он встречает на своем пути в тюрьме и лагере, является плодом преступной деятельности нескольких проходимцев, вроде коменданта лагеря — бывшего колчаковского офицера... В общем, старая русская сказка про доброго царя и злых бояр, которую тем неестественнее встретить в рассуждениях старого большевика. Ужасы лагеря описаны не слишком выразительно — фашисты в ЮАС и Японии, к конце концов, и не такое творили. Но в исторических отступлениях рассказывается о вещах, достойных пера то ли Свифта, то ли Кафки — когда в роли прокурора, обвиняющего большевиков с тридцатилетним стажем в заговоре с целью убить Ленина и Свердлова еще в восемнадцатом году, выступает меньшевик, известный историкам лишь тем, что подписал в свое время приказ об аресте Ленина — это непонятно даже, что больше — смешно или чудовищно. Когда наши выдающиеся партийные деятели предстают в этой альтернативной реальности в виде жалких существ, сломленных пытками, многочасовыми допросами, но более всего - многолетним унижением и постоянной капитуляцией, отступлением от собственных принципов — это просто приводит в недоумение, зачем кому-то было нужно подобное писать. Что это — пасквиль, ретроспективный роман-предупреждение или просто невинная литературная игра? Почему на роль главного злодея, тирана и наполеона в этой истории был назначен погибший в двадцатом году при крушении поезда малоизвестный партийный деятель второго эшелона? Почему практически не было никаких подпольных групп, которые вели бы революционную деятельность против предателей СССР? Почему так легко дали себя арестовать военачальники Красной Армии, уже зная, что их ожидает (это вообще один из самых неправдоподобных моментов в книге)? Почему, наконец, книга кажется вырванной из некоего более обширного контекста — смысл многих важных терминов и событий не разъяснен, как будто предполагается, что для читателя они самоочевидны? Теперь я понимала, чем была потрясена Эльза. Тут и взрослому человеку не сразу получится разобраться. Только сейчас я обратила внимание на выходные данные — в конце концов, передо мной была копия настоящей бумажной книги, или же ее искусная подделка. «Издана» книга оказалась в 1994 году, несуществующим издательским домом «Розовый слон» (тоже какой-то непонятный намек?). И самое главное, чего я в упор не заметила почему-то при прочтении — было пропущено девять страниц в самом начале. Судя по всему, в этой лакуне располагалось предисловие, которое снимало многие вопросы, или же, наоборот, заставляло задавать лишние. Действие самой книги заканчивалось в 1956 году, когда главный герой, полный надежд на новую жизнь, возвращался домой из Сибири после смерти тирана. Что должно было случиться к 1994 году, чтобы такую книгу напечатали? По логике вещей, новая пролетарская революция... Тут я поймала себя на том, что всерьез рассматриваю и анализирую историю выдуманного мира. Нечего сказать, погрузилась в чтение, потратив полночи (у Фариды как раз выдалась ночная смена, и некому было меня, несчастную, затащить в постель). На следующий день я детально допросила Эльзу, проверила старый полузаброшенный электронный архив, откуда она взяла эту книгу, узнала, что за тридцать восемь лет ее скачали семьдесят раз, что нигде в других местах ее найти не представляется возможным — словом, стало понятно, что решить эту задачку с наскока не выйдет. Вечером я поделилась своими трудностями с Фаридой. Та пришла в восторг: в моей краткой истории она почувствовала аромат Тайны, а где Тайна — там и Приключения! Надо было видеть, как загорелись ее глаза, какая лукавая и вместе с тем неземная улыбка озарила ее лицо. Она сразу же заявила, что мы имеем дело с кознями контрреволюционеров-фашистов, что теперь она будет помогать мне в «расследовании», и что мы выведем злодеев на чистую воду, даже если они давно сгнили в своих гробах. Почему-то все вы, мои родные и близкие люди, оказываетесь безнадежными детьми. Впрочем, ее энергия и инициатива имели свой положительный результат — книгу мы отдали на экспертизу ее знакомому верстальщику. Тот с неделю не отвечал на звонки, а когда Фарида добралась до него, начал допрашивать ее насчет того, откуда мы взяли такой образец шрифта, не имеющий ничего общего ни с какой из существующих и существовавших доселе гарнитур. Потом еще час она вместе с ним рассматривала увеличенные буквы, прослушала утомительную лекцию про засечки и штрихи, про разницу между системой Дидо и англо-американской — словом, ничего не поняла, но вынесла из беседы гениальный вывод, которым поделилась сразу же со мной по интеркому: книга к нам попала из параллельного мира, как во втором «Антикосмосе». Я, конечно, сказала ей, что просмотр подростковых фантастических фильмов плохо сказывается на ее душевном здоровье, но возразить по существу было нечего. Впрочем, Фарида все же навела меня на одну интересную идею, которую я попробую осуществить на днях — в порядке бреда, но больше для того чтобы убедить себя в отсутствии мистической и фантастической компоненты в этой истории... Впрочем, я слишком увлеклась разговором о своих маленьких делах. Что тебя должно обрадовать — недавно выпустили новую экранизацию «Айболита», и там присутствует его злая сестра Варвара в крайне несимпатичном образе. Когда ты вернешься — официально разрешаю тебе меня доставать и дразнить на эту тему. Только возвращайся. А смотреть этот фильм было больно, честное слово. Я ведь до сих пор проклинаю себя за те вечера, когда вслух читала тебе Чуковского. Хотя и понимаю, что, если не ты, то кто? Кто ездил бы по необъятным просторам Азании в ярко-оранжевом фургоне, от одной сельскохозяйственной коммуны к другой, напевая «не ходите, дети, в Африку гулять»? Кто не снимал бы стетоскопа с шеи и не убирал автомат с пассажирского сиденья? Кого бы в каждой деревне встречала толпа восторженных детишек, и кто, подхватив на руки самого крошечного карапуза, рассказывал малышне про Акулу-Каракулу и храбреца Ваню Васильчикова? Кто на левом берегу Лимпопо не знал странствующего доктора из далекой северной страны? Но там, где есть добрый доктор, обязательно будут и злые разбойники — иначе Африка будет неправильной Африкой. И каждый раз, когда наш сеанс видеосвязи прерывала стрельба на окраине деревни, ты отшучивался - дескать, «бармалеи балуют», но сразу прерывался, подхватывал медицинскую сумку и шел искать свое место в рядах народной милиции. Словом, ты делал все что мог, но иногда требовалось большее. Как и в тот раз, когда маленькую деревушку атаковали пришедшие с севера контрас в тот момент, когда ты проводил плановый медицинский осмотр ребят из сельских яслей. Задержать бандитов, пока воспитательница уводит детей, а ополченцы разбирают оружие — что может быть естественнее для настоящего, не книжного Айболита? И вполне логично, наверное, что закончилось все совсем не сказочным образом. Одиннадцать пуль, которые я теперь храню, из тебя извлекли. Две пока трогать не решаются. Еще десять лет назад, как сказали мне врачи уже здесь, ты умер бы с формулировкой «ранения, несовместимые с жизнью». Но медицина не стоит на месте, и ты замер в пограничном состоянии между жизнью и смертью, в специальной камере жизнеобеспечения, в лучшей берлинской больнице. Знаменитейшие доктора проводят каждые две недели консилиумы, но пока не решаются тревожить твой покой. Два года уже прошло. Если бы у меня имелась хоть тень сомнения в том, что ты вернешься — я бы, наверное, уже не выдержала и потребовала отключить тебя от системы жизнеобеспечения. Но я верю в тебя, Айболит. Я знаю, что ты снова встанешь на ноги, что ты, неисправимый, будешь вновь колесить вдоль желтой реки Лимпопо, и фургон твой будет ярче и оранжевее прежнего, и твои маленькие пациенты будут неизменно здоровыми и веселыми после каждого твоего посещения. И я больше не буду злой сестрой, что ищет отчаянно глупые аргументы, чтобы отговорить брата от выполнения интернационального и врачебного долга. А пока я исправно пишу эти письма, ждущие своего адресата — жизнь ведь не стоит на месте, и тебе многое предстоит наверстать после возвращения. Хотя все что нужно, я скажу тебе лично. Когда ты откроешь глаза. Ни в коем случае не прощаюсь.   Твоя сестра Варя, 22 августа 2091 года, город Буденный, Украинская ССР.