Храм
- Вне конкурса
Автобус резко затормозил, да так, что я, неожиданно проснувшись, стукнулся головой о стекло. Потирая рукой лоб и чертыхаясь на нерадивого водителя, я вдруг со страхом осознал, что не знаю – куда еду. Слава Богу, это наваждение вскоре прошло, и я вспомнил про командировку в Каргополь, про вчерашние посиделки «под водочку» у Сереги до пяти утра, про записку жены, написанную в спешке неровными буквами. Она у меня с юморком, однако. Написала: «в моргах и больницах не ищи, я ещё поживу. у мамы». И подпись такая витиеватая – бац, жаль, печати нет для полного эффекта… Чтобы успокоиться, стал смотреть в окно. Лес, лес, поляна, лес – глаза стали слипаться, и я, не противясь, снова провалился в мягкий, обволакивающий сон.
Наконец, приехали. Автобус остановился на площади у небольшого домика, выкрашенного в синий цвет. Две камеры наблюдения подслеповато следили за пассажирами, спешащими по своим домам. Я вышел и поежился, слегка знобило. Утро было какое-то недружелюбное – сыпал мелкий снег, плотные облака нависли почти до земли, слякоть. Было тихо. Мне стало даже не по себе от этой тишины, как будто попал на кладбище – пустынные улочки, тусклые фонари, старые, угрюмые дома, да временами взбрёхивала собака, нарушая покой. Я с наслаждением вдохнул в себя свежий воздух, так что закружилась голова. Ни гари, ни копоти, ни кислого запаха гидролизного завода, даже непривычно как-то. Куда идти-то? В гостиницу устраиваться? Купить пивка с воблой, семечек, посидеть у телека, хмм, заманчиво. Нашел пару магазинов, блин, закрыты ещё, ждать два часа. Перспектива попить пива у телевизора накрылась медным тазом. Ладно, сначала дело, потом пиво. Вспомнил про «потехе час» и ухмыльнулся, да, у Сереги этот час вчера растянулся на целых десять. И водки было ровно десять, это ж надо… Потеха удалась на славу, вот только голова трещит, пивка бы… чёрт, почему круглосуточных у них нет? Сухой закон что ли?
Я вытащил мобильник и в навигаторе вбил конечную цель маршрута – "Христорождественский собор". Синяя линия запетляла, словно клубок из сказки про Ивана-дурака, и уперлась в красную точку около реки. Снег перестал. Я прошел квартал и оглянулся. Одинокая цепочка следов наталкивала на мысль о первопроходцах, суровых покорителях Севера. «Суровых» я сразу отбросил, а «покорителей» оставил. Вчера главред так и сказал, что, дескать, поедешь, Павел, Север покорять. А потом осклабился и добавил:
– Только смотри, чтобы он тебя там не покорил, завязывай уже с выпивкой. Я пока смотрю сквозь пальцы, так как спрос диктует предложение, сам понимаешь, талантливых ребят днем с огнем…Но уж если что – не обессудь, нам лишняя шумиха не нужна, усёк?
А я что, я - ничего. Сразу вспомнилось – «а кто не пьёт - назови, нет, я жду». Но вдаваться в философию с начальством не стал, а то «Стиморол» не спасет, выслушивай потом истории с моральной развязкой, нет уж, плавали – знаем…
Сильно хотелось пива. Чтобы отвлечься, стал размышлять об иконе, ради которой я, собственно, здесь и очутился. Никогда прежде я не видел, как мироточат иконы, да и главред, пожалуй, не видел, поэтому и загорелся первым сообщить о сенсации всему миру. Весь мир замыкался в восемь тысяч экземпляров, ни больше не меньше. Новость была свежая, почти горячая, поэтому действовать нужно было как можно быстрее, коллеги не дремлют. Волка ноги кормят… Ноги, наконец-то, привели «волка» к конечному пункту.
Храм. Огромный, величественный… Я прикоснулся к нему и сразу каким-то шестым чувством ощутил мощь и силу, идущие от этой махины. Сколько же поколений сменилось, а он стоит, молчаливо, как русский богатырь, врагам не сдвинуть с места, хотя вот и трещина поползла, время камень точит, как жук дерево. Я обошел храм несколько раз, отходил и смотрел издалека, приближался и пытался разгадать церковные символы, но тщетно, зарисую в блокнот, потом покумекаю. С четвертого обхода я вдруг услышал непонятные звуки, будто хныкал ребенок. У Гоши, друга институтского, близнецы родились год назад, помню погульбанили тогда на славу, ножки обмывали. А недавно был у него, один малыш вот так же хныкал, с братом не поделил что-то... Хныкает. Я стал прислушиваться, и вдруг до меня дошло, что звук идет изнутри. Нет, я, конечно, вчера перебрал, но не до такой же степени, тьфу-тьфу. Ребенок ненадолго замолчал, а потом заплакал жалобно так, тоскливо. Меня передернуло. Да что творится - то? Как? Почему? Вопросы толпились в голове, как студенты перед закрытой дверью столовой в обеденный перерыв. Нужно было что-то делать, и, причем немедленно. Я пробовал было приглядеться сквозь щели в массивных воротах, но ничего не увидел. Темно. Холодом потянуло оттуда, и запах странный какой-то, у жены духи были цветочные, сильно пряные, так вот похожий аромат. Потом только дошло, что миро…
Я побежал к начальству музея. Скользко - то как, мать его! А там ребенок...бред какой-то... Вот и контора, окна горят, значит, пришли. Забегаю, дверь на тугой пружине – хлоп, как выстрел. Вижу табличку – смотрители. Отдышался немного, захожу:
– Здравствуйте!
Парнишка молодой с усиками и челкой с пробором:
– Здравствуйте! Чем могу помочь?
– Там ребенок в храме…ну, в Христорождественском… слышно, как плачет… может, забыли на экскурсии… или спрятался специально, давайте сходим, проверим? – я говорил, а сам смотрел на него и видел в глазах лишь насмешку. Не верит! Да и кто бы поверил?
– Хм… Вы сегодня с утра ничего не употребляли случаем? – и улыбается так противно. Вот мерзкий тип. Если б было что употребить, я бы уже…
– Пойдемте, посмотрим, сами убедитесь, а если правда? Замерзнет ведь! – а у самого руки дрожат, и внутри тоже потряхивает. Наверное, видок у меня был такой, будто что-то курнул или выпил, иначе не скажешь.
– Хорошо, сейчас ключи возьму у директора, и сходим.
Ушел, минут через пять вернулся с ключами:
– Пойдемте! – а сам все на улыбочках.
Пришли к храму. Замок там висит амбарный, килограмма на три, наверное, хотя раньше пудами меряли, интересно, в пудах сколько будет, ого, ключ какой с завитушками, умели же раньше делать. Смотритель с усилием провернул ключ и толкнул массивную дверь. Сильно запахло цветочными духами. Что там жена у мамы делает сейчас, сидят, меня обсуждают или пироги стряпают? Щёлкнул выключатель, и тусклый свет выдернул из тьмы иконостас, с серьёзными и торжественными ликами святых. Сверху из стены торчала какая-то шпала, похожая на руку, видно держала люстру или как её там, паникадило. В церковных понятиях я был невеждой, знал кое-что из книг и всё. Креститься наотрез отказался, было мне тогда лет двенадцать, уперся и всё тут, так и живу некрещеным, закостенелым атеистом, у каждого свой выбор, я к вам не лезу, и вы ко мне, будьте добры, со своим монастырем… Смотритель походил туда-сюда и ко мне:
– Нет тут никого! Послышалось Вам! – и опять улыбочки свои.
Я фонарик включил в мобильнике и стал методично обшаривать лучом все темные углы. Обошел весь храм – никого, вот досада, неужели и, правда, последствия от вчерашнего? И вдруг – дверь. Темная такая, замок ржавый, давно не открывали, скорее всего.
– А эту дверь можно открыть?
– А для чего? Как туда ребенок мог просочиться? Может, это привидение было? – смотритель слегка подмигнул мне, зубоскаля.
Надо же было так оконфузиться, но тут я вдруг вспомнил, почему я здесь, в этом городе, и дрожащими ещё руками вытащил корочки.
– Вот, приехал в командировку, писать репортаж об иконе… может, и правда почудилось…
Смотритель, подслеповато щурясь, изучил документ и сразу как-то изменился, убрал издевательскую улыбочку, расправил плечи.
– Что же Вы сразу не сказали? – он протянул мне руку и представился: Андрей.
– Павел, – я почти успокоился и достал из кармана командировочное. – Подпишете?
– Конечно, сейчас схожу, а Вы пока изучайте, икона воон в том углу, рядом со «Страшным судом».
– А что там, за дверью? – почему то мне хотелось туда попасть, хотя, что там может быть, подвал с крысами, наверное, и все же…
– Я Вам открою, но там ничего примечательного, подвальное помещение, своды осыпаются, поэтому мы там редко бываем. Вы загляните, но осторожней, я сейчас приду, - он отпер со скрипом замок, повесил на петлю и ушел, притворив дверь.
Тишина. Только где-то капает – кап… кап…. Крыша протекает, что ли? Как-то смотрел фильм один, там тоже вот так жутковато капало, а потом зомби повылазили. Что это я про зомби и в храме? Надо работу работать. Я подошел к иконе «Страшный суд» и прочитал внизу: «чудовище, выползающее из геенны огненной и несущее на себе печать человеческих грехов». Хм, занятно, так, а что за грехи, ааа вот они – «пьянство, блуд, тщеславие, лихоимство, лжесвидетельство, сребролюбие, чревоугодие, гордость, осуждение, ярость, кровосмешение, ограбление, убийство, неправда, объедание, скупость, гнев, чародейство, идолослужение, лакомство». Лакомство. Во рту опять появилась тягучая слюна, и захотелось пива, я сглотнул, нашарил в карманах ручку и занес все грехи в блокнот, авось пригодится. Подошел к мироточащей иконе Казанской Божьей матери. Как они умудряются так изобразить лики, как живые… Я вспомнил маму, как она меня встречала, радостно, с восторгом, с любовью. Накрывала стол, все самое вкусное для меня, кроме неё, никто так меня не встречал, я млел просто. И ещё вспомнил, как пьяный куражился, злился, наговорил ей тогда, все обиды на жизнь слил, а она сидела и молчала, смотрела так ласково и молчала. А сейчас нет её, не докричишься… Мама! В горле вдруг запершило, словно твердый комок застрял, ни выплюнуть, ни проглотить. Так и стоял, поперхнувшись. А миро по иконе стекало мелкими каплями, кто-то подставил ванночку под него, догадался. Я неожиданно для себя окунул палец в жидкость и нарисовал крест на лбу, зачем - не знаю, просто как-то вышло, баночку бы найти, отлить себе немного, это поядреней духов будет, жене подарю, может, простит…
Сколько простоял у иконы, не знаю, но чую – плачет опять, канючит. Звук шел как раз из- за подвальной двери. Я подошел и потянул дверь на себя. Скрип ужасный, надо бы смазать. Темно. Включил фонарик, ступеньки замшелые, одна, вторая, третья…Спустился. Тихо. Кладовка какая-то справа. И свет там, похоже, свечка, да не одна. Открыть или нет? Или бежать отсюда, вдруг и, правда, зомби. Затрясло опять, вспотел, как на приеме у стоматолога. И снова хныканье. Тут моё любопытство пересилило страх, и я медленно так дверку тяну на себя, меедленно… Комнатка. Свечки горят, воткнуты беспорядочно. Скамейка. Я похожую на набережной недавно видел. А на скамейке – девчушка. Сжалась вся, в ладошки уткнулась и хныкает, плечи вздрагивают, видно, наревелась до колик, устала. Я тихо так:
– Ты кто? Как сюда попала? – а сам на выход посматриваю, весь в напряге.
Она вдруг как зыркнет на меня, таким светом полыхнуло, что на ногах не устоял, пал, держусь за дверь и пытаюсь отползти обратно, но будто сковало меня всего, волосы шевелятся, жуть-то какая, мама!
А она смотрит так грозно, и вмиг марево, и вот уже не девочка передо мной, а женщина красоты неземной, я таких не встречал ещё, хотя много где побывал и народа перевидал много. Именно неземной - сразу как-то мысль прыгнула. И взгляд – величавый и вместе с тем теплый такой, душевный. Тёмная накидка с узорами, сандалии на ногах, где же я видел эти сандалии? И вдруг кольнуло – на иконе. Паша, ты допился, ёкарный бабай, что ж будет-то теперь? Больничка, укольчики, терапия – полный набор!
А она говорит мне ласково так:
– Не болен ты, смертный!
От слова «смертный» мне стало сильно не по себе, но язык будто к одному месту прирос – не могу ответить, и всё тут. Только глаза вытаращил и смотрю, не мигая. Где же я, в какую реальность меня занесло? Однажды читал в поезде книжку о временных провалах, круто там сюжет был завернут, не спал всю ночь, пока не дочитал. Но ведь то книжка!
Я вдруг проваливаюсь куда-то, сон-не сон, себя вижу, свою жизнь, как будто фильм о себе смотрю, интересно, блин. Вижу себя малышом, мама пальчиком по лицу водит, а мне приятно, я смеюсь и пальчик хватаю, а она тоже смеется, и хорошо так… Потом вижу уже подросшего пацана – это я на плоту наперегонки с Мишкой и Серегой. Вот мы опять вместе на дискотеке и в первый раз самогонку попробовали, рвало потом ужасно, голова трещала, и от мамы попало. Вот я за женой ухаживаю, целуемся, ух, было ведь и такое, не всё ругались. Вот и ругаемся, как на заказ сцена - посуду бью, кричу, со стороны так смешно, из-за пустяка же тогда поссорились. Вот опять с Серегой, начали в кафешке, а закончили в «обезьяннике», тьфу, противно даже. А вот мама. Старенькая уже, лицо в морщинах, что-то говорит мне, советует, а я ору, убегаю, хлопнув дверью. Картины, картины… Когда же кончится этот фильм? И как по заказу – стоп, снято.
Лежу, глаза открыл, весь в слезах, соплях, а она смотрит ласково и говорит:
– Видел, что ты выбираешь? Как тебе, нравится жизнь твоя?
Я еле губами шевелю:
– Нет.
Мне и правда не по себе, одно дело такие фильмы смотреть сидя на диване с банкой пива, а другое – быть в них главным героем. Про детство ещё ничего, а про остальное…
– Что же ты, Бог, творишь, не ведая? Забыл своё предназначение? Повесил обязанности на Богинь своих, а сам прячешься? Ругаешь их при всех, коришь словами бранными, улыбку стираешь с уст их! Обвиняешь в слабостях, а сам как дитё неразумное мечешься в желаниях пустых, тленных! Словами воздух сотрясаешь, а дел не видно! Помощница твоя земная доведена до отчаяния – не видит силы и мощи своего Бога, а только слабость, трусость, безответственность! Пора проснуться тебе, Бог!
И чем больше она говорит, тем ярче сверкают её глаза, энергия волнами идёт такая, что я не выдерживаю, слабею, снова проваливаюсь куда-то, теряюсь…
Очнулся на крыльце храма, сижу и улыбаюсь, как блаженный. Вижу – Андрей, смотритель, бумажку несет в руках. Увидел меня, вскрикнул и обратно побежал, чудной какой-то. А что я здесь сижу, интересно? И сразу вспомнил всё – икону, подвал, девочку-женщину, свечки, фильм про свою жизнь… Побежал обратно в подвал, дверь в подсобку толкнул, посветил фонариком – никого, только бутылки пустые валяются, лом какой-то, тряпьё. Приснилось мне, что ли?! Блин, что-то я выпадать стал из реальности, надо и правда врачу показаться. Чувствую, что рука сжимает что-то, разжал – крестик. Маленький такой, чуть посеребрённый, почти невесомый, на веревочке. Я хотел в карман сунуть – не смог. Неловко как-то. Надел на шею. Перекрестился неумело, а внутри вдруг что-то затренькало, приятно так, как колокольчики зазвенели. Вспомнилось, как лежал на траве в поле, смотрел на небо, на облака проплывающие, а жена травинкой так ласково по лицу водила, и колокольчики внутри, как сейчас, звенели... Хорошо-то как! Сейчас позвоню ей, скажу, как сильно люблю, как обнять хочу её, эх, слезы опять, что-то расклеился я в последнее время… Я вдруг почувствовал, как сильно захотелось жить, вдохнуть жизнь полной грудью, крикнуть во все горло:
– Эгегей, я здесь! Я живу! Господи! Я живууу!...
Перепуганная ворона с криком вспорхнула с насиженного места и полетела, косясь на странного седого человека, радостно кричащего во весь голос и размахивающего руками. С колокольни, стоящей рядом с храмом, раздался мелодичный, торжественный, проникающий в самые потаённые уголки души, звон.
Воздух наполнился тихой, щемящей радостью
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии